17 апреля
Сегодня я продолжал мои занятия с «Тангейзером» и отчасти с Концертом. Но я вижу, что центр тяжести лежит в «Тангейзере» и надо налечь на него. Концерт идёт достаточно хорошо, а изложить тонко - всё равно не оценят.
Когда устал, то пошёл пешком в Шахматное Собрание и, по обыкновению, первым делом осведомился по стенной записи о течении партий. Не успел я остановиться против доски Капабланка - Бернштейн, как тот начал блестящую комбинацию и, атакуя по всей доске, разгромил своего страшного противника. Как ни так, а Бернштейн штучка, и с ним справится не всякий. А рядом Маршалл жертвует фигуру Яновскому. Ласкер ужасно путает с Алёхиным. Я подхожу к Зноско-Боровскому:
- Вот что значит очистить воздух и улучшить условия игры - что ни день, то пятьдесят жертв.
Зноско смеётся:
- По-моему, слишком много кислорода!
Турнир прямо теряет свой серьёзный характер. Все довольны и потирают руки.
Время приближается к перерыву. У Алёхина остаётся две минуты на восемь ходов. Он нервничает, смотрит на часы и демонстративно качает головой. Я отхожу от его доски и в это время слышу, что он вечным шахом сделал ничью. Его поздравляют и трясут ему руку. Он бледен, помятый, выходит от стола. Капабланка выгоняет короля Бернштейна на серую доску- и матует его хитрой комбинацией из коня и слона. Вокруг в восхищении шепчутся: это гениально! Шесть часов, я ухожу домой.
Вечером повторяю 2-ю Сонату для завтрашнего выступления. Говорил по телефону с Дамской, делал шахматные ходы по переписке.
Свободное копирование
