16 марта
Сегодня я целый день занимался: с одиннадцати до половины пятого писал новую партитуру «Осеннего», которое ползёт медленно, но выходит славно. Получил две корректуры Концерта. Я всегда с удовольствием получаю корректуру. Гениальный проект на лето: если я получу рояль и продам свой старый, и ещё получу от мамы субсидию, то подбиваю Крейцера и еду с ним по Европе: Швеция, Норвегия, Дания, Голландия, Рейн, Швейцария, Милан, Ривьера. Испания, Неаполь, Венеция, Тироль, Пешт, Вена, Санкт-Петербург (два месяца, тысяча рублей), а на август - в Кисловодск, где будут мама и Мещерские. Вечером с мамой поехали в концерт Жеребцовой-Андреевой, где она пела мой романс «Есть иные планеты». Я слушал с величайшим интересом, ибо в первый раз слышу мой романс. Ничего, очень хорошо, хотя, конечно, не для большой публики (успех, впрочем, был хороший). Анна Григорьевна спела отлично и лишь квак, но после нот, но Дулов аккомпанировал сухо и не всюду брал верные басы. В антракте он сказал мне:
- Ну что, ведь я. кажется, разобрался в вашем романсе?
Я что-то мычал.
- А разве были неверные ноты?
Я (смеясь):
- И не то, чтобы очень мало!
Дулов задевается:
- Ну, знаете, это уже подвиг, что я и так одолел романс, такой запутанный! И почерк у вас уж, прямо куриный.
Я смеюсь:
- Что вы мою каллиграфию обижаете! Наоборот, я пишу очень чётко.
- Ну уж нет. я много читал, но.... - и т.д.
Когда я ухожу, он обрушивается на романс. Мещерская защищает! Вообще, Мещерские были очень милы. После вечера я был на чашке чая у Андреевых и мило разговаривал с Калем, профессором музыки в университете, который очень меня любит и говорил, что сегодня где-то читал лекцию о новой музыке, закончив мною.