15 марта
Принялся за переделку «Осеннего». Я очень люблю эту пьесу и мне кажется, что её можно хорошо сделать. Пока за учёбу 1-го Концерта не принимался, но я так привык играть, что меня уже тянет к роялю и я играю мою «Токкату». Capriccio, которое надо выучить для Веры Николаевны Мещерской, дабы убедить ее. что это хорошая пьеса. Днём пошёл на экзамен пения посмотреть, как оканчивают наши певцы. Вчера Цыбин сказал мне. что в день, когда назначен его третий спектакль, он занят и потому просит меня поменяться с ним и отдать ему второй спектакль. Я сказал, что не согласен и посоветовал ему устроиться иным путем. Сегодня Черепнин обратился ко мне и сказал, что, конечно, вторым спектаклем должен дирижировать я, но если Цыбин не может, то придётся обратиться к моему великодушию. Я остался этим очень недоволен и сказал, что мне было бы крайне неприятно, если бы обратились к моему великодушию. В самом деле свинство, уже довольно, что отняли первый спектакль - и я второго не уступлю, а если Черепнин настаивает, то не буду дирижировать вовсе. Вечером пошёл на первый спектакль; встретив Белокурову, сел рядом с ней и провёл очень приятный вечер, впрочем, вполне внимательно слушая «Фигаро» и поучаясь пластике Черепнина. Белокурочка была очень славной и радовала меня. Я был в отличном настроении. Необычайный фурор произвёл, когда я назвал её по имени и отчеству. Она клялась, что никто в Консерватории не знает её имени и отчества, а между тем её имя и адрес я подсмотрел в книжке классной дамы, а по адресу во «Всём Петербурге» узнал имя её отца. Что касается до «Фигаро», то опера прошла гладко и прямо хорошо. Черепнина вызывали и поздравляли, а он отфыркивался: «Позвольте, господа, ведь я же, слава Богу, не первый раз...». Вообще сегодня было всё «министерство» и даже «министры в отставке»: Рудавская, Никольская, Ганзен и прочие.