9 марта
Выгрывался в фугу Баха и в сонату Бетховена; догонял дневник. Голова что-то была не очень свежей и я в четыре часа пошёл гулять. Очутившись у Новодевичьего монастыря, зашёл туда посмотреть на могилу Римского-Корсакова и папы. Я люблю кладбища. Настроение было притихшее, а мысли - о том, как жизнь всё же приведёт меня к старости и смерти.
Вернулся домой и читал об Америке, продолжая «кругосветное путешествие», которое я начал месяц назад. Ах, как меня тянет поехать в Америку и объехать весь шар. В семь часов зашёл за мной Штембер и мы пошли в Малый зал Консерватории на репетицию экзамена, но ни Анна Николаевна, ни Калантарова не пришли, но собрались все шестеро экзаменующихся и поиграли в пустом зале на эстраде. Девицы относились ко мне довольно враждебно, я же - посмеивался над ними, потому что играли они прескверно. Есипова дала им мало уроков и прошла программу поверхностно, а эти дуры сами ни до чего не додумались: играли вяло, серо и глупо. Зато успешно играл я и, не отходя от рояля, в полтора часа сыграл всю программу. Штембер выслушал всё и нашёл, что хорошо; прежде он всегда относился к моей игре иронически, потому я его похвалу ценю. Перед игрой мне удалось сосредоточиться - если удастся на экзамене, то и на экзамене будет хорошо. Потом я поехал к редактору «Речи» Гессену, который приглашал меня через Каратыгина. Там собралось любопытное общество. Я играл кое-какие пьески и с Каратыгиным в четыре руки «Петрушку», которая местами отлично выходила. Случайно увидел сонату Регера, которую я не смотрел года три. Боже, как просто и ясно, а ведь не так давно это была непроницаемая чаща! Как музыка скачет вперёд:
Каратыгин сказал, что он намекал Зилоти о моём Концерте и тот просил его прислать ему. Отлично.