Но как бы то ни было, но мне надлежало в Тулу ехать, и ехать ни мало не медля. Итак, забрав нужные ведомости и, не смотря на всю дурноту тогдашней погоды и прескверную дорогу, сев в маленькую коляску, в сей путь отправился. И дабы мне скорей можно было доехать до Тулы, то своих лошадей отправил наперед в Дедилов, а сам до оного поехал на мужицких. Но сколько раз раскаивался я и досадовал сам на себя, что их взял. Как мы их ни турили, но негодницы никак не хотели меня скоро по грязной дороге везти, между тем холод, снег, дождь и пронзительный встречный ветер -- и мочили, и знобили, и беспокоили меня до крайности. Но как-нибудь дотащившись на них до Дедилова, пересел я уже на своих и поскакал далее и успел еще довольно рано приехать в Тулу.
Там пристал я к другу своему Антону Никитичу Сухотину, и моя первейшая забота была узнать, не приехали ль наши с Москвы, которым давно бы уже возвратиться надлежало. Но услышав, что нет еще никакого слуха, начал уже об них заботиться и сомневаться, опасаясь, что не случилось ли с ними чего дурного, ибо, по письмам от них, знал, что им надобно было давно уже быть в пути и от дурной дороги и погоды терпеть также великое беспокойство. Потом послал отыскивать находившегося тогда в Туле, для отдачи рекрутов, секретаря своего Варсобина, или кого иного из ваших Богородицких, дабы расспросить у них, не знают ли и не слыхали ль они, за чем меня так экстренно спрашивают. Варсобина и других некоторых ко мне тотчас и притащили, но они не могли любопытства моего удовольствовать и отзывались незнанием, и что они ничего не слыхали.
Переночевав все в продолжающемся еще сомнении у г. Сухотина, встал я раным-ранёховько и, одевшись, поехал к командиру своему г. Давыдову. Тут услышал я и с досадою, и с удовольствием, что весь призыв меня был за сущею безделицею, и я перетревожен по-пустому. Хотелось им с наместником узнать, сколько у нас какова хлеба находилось тогда в наличности и сколько по собрании оброчного будет, дабы чрез то можно б было им сделать распоряжение, сколько его продать. Все сие могли б они узнать от меня заочно и не таская меня к себе по такой бездорожище и дурной погоде. Но, по крайней мере, при услышании сего, отлегнуло у меня сколько-нибудь от сердца, и я уже с спокойнейшим духом принялся тотчас за сочинение желаемой ими ведомости и, по написании оной, поехал с господином Давыдовым в казенную палату. Там нашли мы самого наместника, окруженного толпой народа и, в присутствии множества дворян и господ, принимающего лично рекрутов. Тут подал г. Давыдов ему мою ведомость и сказал о моем приезде. Но как ему не до того было, чтобы нами тогда заниматься, а приему надлежало еще долго продолжаться, то мы, постояв тут несколько минут, погалившись на народ, поговорив и повидавшись кое с кем, лизнули вон, и, подхватя с собою г. Сухотина, поехали к г. Давыдову, по приглашению его, обедать, а потом, посидев, возвратились домой дожидаться, покуда наместник из рекрутского приема приедет к себе во дворец, где он тогда жил. А не успело несколько минут пройтить, как за мной и прислали.
Едучи к нему, любопытен я был видеть, как он меня примет, и по-прежнему ль приятно, или инако, и крайне обрадовался, увидев по-прежнему прием себе довольно ласковый и приятный. Сие меня ободрило чрезвычайно, и я с покойным духом начал отвечать на все делаемые им мне вопрошания и пробыл у него целый вечер, разговаривая с ним обо многом, равно как я с другими, тут бывшими, и был очень доволен тем, что наместник обошелся со мною хорошо. Он возложил на меня комиссию купить еще 500 молодых яблонок, для посадки в наш сад богородицкий, ибо вздумал опять за оный приниматься и дополнить его и плодовитыми деревьями. От него проехал я опять к г. Давыдову и у него ужинал. От него посылал я опять проведывать о своих московских. Но как привезли мне известие, что их все еще нет, то сумнение мое об них увеличилось еще больше.
Свободное копирование
