Письмо 241.
Любезный приятель! Последнее письмо мое к вам и 23-ю часть оных кончил я описанием сговора старшей моей дочери и происходивших между капельмейстерами наших (sic) глупых дрязгов и остановился на отъезде жены моей с детьми в Москву, для покупания разных вещей, нужных для приданого и к свадьбе. Теперь, продолжая дальнейшее повествование о происшествиях, со мною бывших, скажу, что я, во все время отсутствия и езды их, продолжавшейся целых двадцать дней, занимался отчасти обыкновенными своими кабинетными упражнениями и наболей писанием и сочинением своего "Экономического Магазина", который, за бывшими недосугами и хлопотами, был у меня несколько запущен, и я спешил снабдить типографию опять поболее материалом, которого оставалось в Москве уже очень мало. Кроме того продолжал я писать "Историю нашей Шведской войны" и успел уже в сие время кончить всю первую часть оной. В работе сей упражнялся я наиболее по утрам и вечерам, а днем занимали меня рекруты. Нагнали опять со всех сел и деревень народа великое множество, и я должен был заниматься наискучнейшим делом отыскивать очереди, назначать, мерить, отбирать годных в службу и слушать просьбы плачущих матерей и жен, расстающихся со своими родными. Несколько дней сряду принужден я был сим трудным и скучным делом заниматься, ибо надобно было назначать более двух сот человек, я насилу-насилу оное, к удовольствию своему, кончил. Впрочем, занимался я и музыкой, и учащимися оной, также и угощением приезжавших ко мне временно гостей разных, которые не оставляли меня и в сие время посещать и приездами своими отвлекать меня от моих дел и упражнений. Из сих наизнаменитейшими были г. Сахаров с своим молодым зятем и приятель мой г. Писменский, который у меня и ночевал, и с коим мы опять не могли довольно обо всем наговориться.
Сим образом провел я в мире и тишине всю последнюю половину сентября. Но ввечеру самого последнего дня сего месяца возмущен опять был дух во мне присланным ордером, которым повелевалось мне приехать немедленно в Тулу, привозить рекрут и собрать с крестьян весь розданный им взаймы хлеб. Сие последнее повеление меня удивило и смутило потому, что таким же ордером велено было прежде весь оный хлеб оставить мужикам безвозвратно. Я не понимал, что бы это значило. И поелику наместник наш находился тогда в Туле, то стал я сомневаться, не вышло ли какой-нибудь странности. Кроме сего, озабочивало меня и то, что негодяй поляк все на меня злился и, по дошедшим до меня слухам, за все мои к нему благодеяния умышлял злодейским и прямо змеиным образом мне вредить.
Свободное копирование
