Как сыну моему от часу становилось лучше, то наутрие жена моя, наследуя первому своему намерению, начала уже в Москву ехать собираться и все нужное укладывать, и как к отъезду назначено было 8-е число, то мы в этот день отправили в Москву наперед для приискания себе квартиры, а в рассуждении меня соглашенось было, чтоб нам с сыном остаться еще на неделю, а потом ехать за ними.
В самый этот день заезжал к нам едущий из Москвы родственник наш г. Крюков и насказал нам о Москве множество разных вестей и между прочим, что никогда еще она так не мотала и с ума не сходила как в это время. Но важнейшие вести были те, что будто б Императрица наша стала очень слаба, и боялись, чтоб не кончила она скоро своей жизни. Сие известие заставило и меня несколько думать, ибо все мы не сомневались, что при перемене правительства произойдет и с какими волостьми неминуемо перемена, с чем натурально сопряжена будет и перемена и со всеми моими обстоятельствами.
Как наутрие был у нас почтовый день, то дожидались мы опять почты с нетерпеливостию: "авось-либо в сей раз получим мы что-нибудь из Петербурга", думали и говорили мы все. Но почта нас только промучила, а не привезла и в сей раз к нам ничего, и не было ни слуху, ни духу, ни послушания. Мы весь сей день были с людьми: приезжали к нам в гости то тот, то другой но из всех их всех приятней был для меня г. Хомяков, Иван Васильевич. Сей человек делался от часу ко мне благоприятнейшим, и я дружелюбием его был весьма доволен. Между прочим, сказывал он мне, что он, бывши в Туле, по случаю говорил о сыне моем с г. Веницеевым, и что сей отзывался, что сожалеет, что я с ним о том не говорил, а то бы поглядел он, не можно ль бы сделать того ему, либо чрез г. Попова у князя Потемкина, либо чрез петербургских за деньги, или просто. И г. Хомяков советовал мне не упускать сего случая и, будучи в Туле, повидаться с оным. Сие открывало мне хотя новый канал, но мне не весьма хотелось быть обязанным господину Веницееву.
Сын мой в этот день чуть было опять не занемог: сделалась дурнота, ежеминутное рыгание, небольшая головная боль и волнение в крови. Все мы неведомо как тем перепугались, опасаясь, чтоб не сделалось рецидива. Но как я заключал, что произошло сие от того, что, при возвратившемся аппетите, не поберег он себя и слишком наелся, то тотчас взял я прибежище к своему неоцененному енкритному камню, который тотчас и унял отрыжку, а Шталев порошок -- волнение в крови, и сыну моему к вечеру полегчало.
В наступивший за сим день домашние мои убирались уже к отъезду в Москву и укладывались, а перед вечером ездили прощаться к г. Дьякову, казначею и городничему. Я выезжал с ними и не мог довольно надивиться ужасным снегам и сугробам, за коими нигде не было ни прохода, ни проезда. Князь поступил в сей раз по-княжески: не удостоил нас напоить и чаем, поелику он уже напился и мы не застали оного. Наконец, настало 8-е число, назначенное к отъезду. И как все было уже готово и укладено, то хотя погода была и не очень хороша, но за нею откладывать не стали. Но поутру, распрощавшись с нами, все мои домашние, кроме матушки и сына моего, отправились в свой путь на пяти повозках. С нами поехала и Аграфена Михайловна Челищева.
Таким образом остались мы только трое дома, и из детей никого, кроме сына. Все поехавшие в путь намерены были обедать в Дедилове, а ночевать поспеть в Тулу, но мы сумневались, что ли сие можно было. Не успели они выехать, как погода усилилась и сделалась престрашная кура и такая вьюга, какая редко бывает. Мы тужили уже, что они поехали и за верное почти полагали, что они далее Дедилова не поедут и тут ночуют, и хорошо б было, если б они сие сделали, ибо стужа была так велика, что мы с сыном во всех хоромах не находили места для себя и целый день проносили с места на место стол свой и наконец принуждены были поселиться с ним в спальне подле печки, ибо она одна была теплее и спокойнее прочих, но и у ней все окна от севера занесло так высоко снегом, как никогда и не бывало. Марья Юрьевна и Гурков помогли нам проводить вечер, а последний и ночевал с нами.
Скука наша продолжалась и в последующий за сим день. Мы во весь оный пробыли почти одни дома, и оба с оправившимся уже совсем сыном занимались кое-какими делами, я -- располаганием заготовленных пиес для "Магазина", а Павел мой занимался разбором книг и выписыванием из каталогов тех, которые хотелось нам взять у Ридигера, для читания в Москве. 0 путешествующих наших не было между тем никакого слуха, и мы заботились тем, что ехать им очень дурно: погода была такая ж ветреная и мороз прелютый. Мы опять не находили себе нигде места, и я сидел уже в детской, ибо там было теплее.
Свободное копирование
