Но не успело сыну моему несколько полегчать, как у жены и дочери моей возродились опять мысли о Москве. Они помышляли о том денно и ночно, но не знали, что делать с сыном, которого слабость никак не дозволяла и помыслить еще о том, чтоб его вскоре везть было можно. Думали, чтоб его оставить дома, но о том так же и помыслить боялись. Сам он толикое желание изъявлял ехать в Москву, что одна мысль о езде туда подкрепляла его силы, а помышления о нескорой езде наводили ему тоску, грусть и болезнь его поддерживали. При сих обстоятельствах не знали они, что делать, и были долгое время в нерешимости. Ехать вскоре всем нельзя было, а время уходило. Словом, обстоятельства сплетались так, что жена моя хотела уже предпринять то, чего бы она в иное время ни из чего не сделала, а именно: чтоб ехать ей с дочерьми наперед одной, а меня б покинуть на несколько времени дожидаться покуда сын обможется, и чтоб нам вместе с ним ехать после.
Странное поистине и несколько легкомысленное предприятие и такая затея, которой не мог я довольно подивиться, ибо надобно знать, что все сие делалось без моего в том соучастия. Я же на все сие смотрел хладнокровно, ибо неизвестность времени окончания сыновней болезни не дозволяла мне ни о чем еще думать.
Со всем тем, у жены моей и дочери положено было уже сие на мере {Положить на мере -- иметь намерение, намереваться.}. Самый больной сын мой присоединился к сему их замыслу и плану и, что удивительнее всего, то поспешая сею ездою, назначивал, как выше упомянуто, уже и самый день к отъезду, а именно, чтоб жене моей ехать 5-го, а нам бы с ним 8-го февраля. И как до 5-го числа оставалось только два дня, то, вставши в тот день, дивился и говорил, для чего мать уже не собирается в путь. Но как начали говорить, что слабость его еще слишком велика, что жене ехать бы разве 8-го, а нам с ним около 15-го числа того месяца, то небольшая сия отсрочка в состоянии была его так встревожить, что он даже осердился и во весь тот день был как в воду опущенный и несравненно хуже, нежели в предшедший день: был слаб, невесел, ничего не говорил и не помышлял о любезной своей скрипице и, сколько можно было заключить, все досадовал и грустил, но стараясь, однакож, все сие скрывать и от нас утаивать, ибо за сие грущение была ему от нас уже не один раз гонка и тазание.
Все сие продолжалось до самого почти вечера. Наконец, полученное перед вечером письмо из Москвы от поехавших за несколько времени перед тем туда господ Алабиных, его несколько поразвеселило или, по крайней мере, разогнало и рассеяло смутные его мысли. Но самое письмо сие произвело и самую ту тревогу во всем нашем семействе, о которой я упоминал выше, и ввергло нас в превеликое настроение и нерешимость, что делать.
Дело состояло в следующем. Семьянинки мои, столько ж озабочиваясь и беспокоясь тем, сколько и я, что производство сына моего в сержанты ни шло, ни ехало, и что все просьбы и старания не успевали и выходили одни только проводы, без ведома моего, и не сказав мне ничего, просили старшую дочь госпожи Алабиной, Настасью Тимофеевну, чтоб она отписала в Петербург к находившемуся тогда там ее брату и попросила его осведомиться и узнать, можно ли сделать, чтоб сыну моему получить сержантский чин чрез деньги, а при отъезде ее с меньшей ее сестрою в Москву просили ее, что ежели будет оттуда какой ответ, то уведомила б нас поскорее. Сия и не преминула обе сии просьбы выполнить. И как, приехав в Москву, получила от брата письмо, то и уведомляла нас, что брат к ней пишет, что он со многими там советовал, и все говорят, что в тогдашнее время по просьбам чины получать трудно, а за деньги всего легче, и что ежели мы на то решимся, то он охотно принимает на себя труд и, при помощи милостивцев своих, надеется это сделать и, может быть, рублей за 300, однако, для всякого случая надобно бы послать к нему 500 рублей.
Известие сие всех нас с одной стороны обрадовало, а с другой -- привело в нерешимость. Я давно желал, чтоб можно было сие сделать за деньги и о пожертвовании для сего 500 рублей и слова не говорил, но охотно хотел потерять их для сына. Но был тогда вопрос: посылать ли их тогда или нет. Дело было не совсем еще достоверное. Брат помянутой девицы был нам хотя весьма знаком и не мот, однако человек весьма еще молодой и только что выпущенный еще из гвардии в капитаны, и которому самому деньги были весьма надобны. Упоминаемые им милостивцы были князья Волконские, сущие моты и картежники в долгах по шею. Они хотя б и могли сие сделать, но ничего не известно еще было достоверного. Они заключали только, что можно, а ни с кем еще не было о том говорено и никакого не было еще основания. Сия недостоверность приводила нас в превеликое сомнение. Все мы опасались, чтоб употребляемым до сего от разных людей просьбам не сделало б сие последнее средство помешательство. Сверх того, мы не достоверно еще знали, что все сии просьбы остались тщетными, но имели причины сколько-нибудь еще ласкаться надеждою. На последнее письмо, посланное от Марьи Юрьевны к г. Маркову некогда еще было приттить ответу, а ожидать еще надлежало оного с первою почтою. Со стороны же г. Давыдова писано было только за несколько дней до того о уведомлении его из Петербурга, что чин сержантский сыну моему доставлен будет скоро. Все сие могло быть пустое, и изо всего могло не выттить ничего, но легко могло быть и правда. И можно было думать, что он уже около сего времени и произведен и что везут уже и пашпорт. Итак, чтоб в сем случае не послать денег в Петербург понапрасну и чтоб в сем случае не дали им там уха {Дать деньгам ухо -- прогулять, промотать, пропить.}: все там были молодцы молодые и не совсем надежные! Сумма же была не так мала, чтоб ею можно было швыряться и на такую неизвестность рисковать ею. Весьма легко могли б они всю ее в таковом случае истратить на свои надобности, а тогда -- кланяйся им, дожидайся многие годы и отчаивайся в получении обратном!
Сие-то обстоятельство приводило всех нас в расстойку мыслей. Мы учинили тогда всеобщий консилиум. Матушка, теща, жена, я, сын и дочь участвовали в сем совете и трактовали целый вечер это дело. Множество было говорено и рассуждаемо. Но, наконец, всех мнения были в том согласны, что деньги посылать опасно, и все советовали, чтоб не посылать, а сделать так, как я думал и предполагал, чтоб писать мне племяннику своему Ми хайле Васильевичу Неклюдову, чтоб в случае нужды снабдил он Алабина сими деньгами, то есть, когда узнают, что сын мой еще не пожалован и когда оснуют уже дело, а я бы переслал уже их тогда к нему, а к г. Алабину писать бы, чтоб он начинал дело и деньги получал от оного.
Сие казалось всем нам наилучшим способом, однако, и с сим не остались мы совершенно спокойными. Мысли, что легко статься может, что племянника моего на то время в Петербурге не случится и что легко статься может, что денег у него столько в готовности не будет, тревожили нас очень, и мы боялись, чтоб самым тем не испортить всего дела и чтоб не почли нам то в скупость и излишнюю недоверчивость и не бросили б всего дела. Однако решились положиться на власть божескую и смотреть, что учинить его святой воле будет угодно.
Впрочем, я сам в здоровье своем столько в сей день поправился, что в состоянии был выезжать со двора к тогдашнему нашему уездному судье г. Дьякову в гости. У него нашел я нового своего знакомца г. Шахова, с которым с удовольствием провели мы весь вечер и ни о чем почти более не говорили, как о князе Потемкине, о сем великом вельможе тогдашнего времени, ворочавшем всем государством, приводившем все оное в удивление собою и, как казалось, родившимся на сущий вред оному; о человеке, который ненавидел все свое отечество и причинял ему неизреченный вред и несметные убытки алчностью своею к богатству и от которого и вперед ничего ожидать было не можно, кроме вреда и пагубы. Все государство обрадовалось было незадолго до того, по случаю разнесшейся молвы, что пришел он в немилость у императрицы. Однако оказалось, что он опять все превозмог и тогда командовал по-прежнему всею армиею и продолжал по-прежнему дурить, обжираться и делать проказы, нимало с таким саном не сообразные. Мы дивились тогда и не знали, что с сим человеком наконец будет и чем кончится его пышность и величие.
Свободное копирование
