С сими неприятными и огорчительными чувствиями встретил я своих семьянинок, возвратившихся между тем из Ефремова. Они удивились, услышав о приезжании ко мне г-на Селиверстова с г. Салтановым. И как я им все рассказал, то похваляли они меня за данный от меня нерешительный ответ и радовались, что случилась их отлучка очень кстати. А не менее удивил я их сообщением им о носящейся вновь молве и слухе о намереваемом сватовстве за дочь нашу г-ном Бакуниным, так и о том, что отыскивается еще один, хотящий также за нее свататься, и что был то не кто иной, как знакомый нам человек Василий Федорович Молчанов, родной брат родственницы нашей Татьяны Федоровны Кавериной.
Не успели они, подивившись всему тому, осмотреться и вместе со мною погоревать о неудаче нашей в рассуждении моего сына, как принуждены уже были встречать новых гостей и помышлять о угощении оных. Были то оба зятья тетки Матрены Васильевны и Ефремовский сосед ее Христофор Александрович Ушаков. Все они ехали и поспешали к празднику в Тулу, поелику было сие уже накануне самого праздника Рождества Христова. И как г. Ушаков был отменно любопытный человек и у меня никогда еще до того времени не бывал, то был я сему гостю отменно рад, и мы проговорили с ним почти беспрерывно во все время их у нас пребывания. Он рассматривал у меня все мои книги и картины и не мог всем довольно налюбоваться, и жалел, что время не дозволяло нм долее у нас быть ибо они в тот же день от нас после обеда и поехали.
Наконец настал день праздника Рождества Христова и начались наши святки. Мы все были хотя в сей день и не в весьма веселом духе по причине, что старшая дочь наша что-то позанемогла (чему приписал я причину излишнюю ее набожность, частое хождение в церковь и строгое соблюдение прошедшего поста), однако провели его нарочито весело. И хотя за обедом не имели мы у себя никого, кроме старушки Марьи Юрьевны, но как к вечеру приехал к нам Арсеньев с своим семейством, и нам вздумалось обновить собственную свою музычку, научившуюся уже играть изряднёхонько,-- то мы под нее немного и потанцовали.
Как на другой день после сего надобно мне было, в силу приказания, ехать в Тулу, то я с самого утра в сей путь и отправился. Едучи туда, любопытен я был видеть, как примет меня г. Давыдов и что скажет мне он в свое извинение в рассуждении неустойки в своем обещании, и не сомневался почти, что найду его на себя надутым. В Дедилове, кормя, хотелось было мне заехать к новому знакомцу своему г-ну Таубе, но, к несчастью, не застал его дома. Итак, не видавшись с ним, приехал я в Тулу и, остановившись у друга своего Антона Никитича Сухотина, удивился сущему тогдашнему сумасбродству всех тульских господ, имевших смешное обыкновение рыскать во все сии первые дни святок беспрерывно из дома в дом, и нигде почти не присаживаться.
Не успело наступить утро последующего дня, как убравшись и полетел я к своему командиру, и крайне удивился отменно ласковому и благоприятному его меня приему. Он тотчас начал мне давать отчет в рассуждении своего обещания о моем сыне и уверял меня, что он об нем, колико можно ему было, старался и что ему обещали сделать его к новому году сержантом или, по крайней мере, прислать пашпорт еще на год. Всему тому я хотя и верил, и не верил, но благопристойность заставляла меня приносить ему за то мои благодарения. После сего стал он мне рассказывать петербургские вести, и за сим наиважнейшие были те, что между знатнейшими нашими боярами господствовала дурнота и несогласица, а o себе коротко только сказал, что по делам его много помогла ему наша волостная, доставленная им в кабинет сумма, но напротив того досталось ему за наш хлеб и засеку, но от чего, нам того не объяснил, а мне не было и резона о подробностях его расспрашивать.
Переговорив обо всем, поехали мы с ним вместе в казенную палату. Там, повстречавшись с Пастуховым, услышал я от него нечто такое, что привело меня опять в смущение и беспокойство душевное. Он сказывал мне слышанные им вести, будто бы хотят меня сменять, и что вести сии происходили из дома Давыдова, и что он слышал сие от знакомца своего Гаврилы Михайлова, и что ему самому хотелось со мною видеться я поговорить о том.
Удивился и смутился я сие услышав и почудившись вновь беспримерному притворству г. Давыдова, просил Пастухова, чтобы он постарался отыскать Михайлова и расспросил бы о том обстоятельнее. Сей усердствующий ко мне человек тотчас и полетел его отыскивать и рыскать для сего по всему городу, и хотя его и отыскал, но не получил от него никакого точного объяснения.
Г. Давыдов, окончив свои дела в казенной палате, неотменно хотел, чтобы я вместе с ним ехал к нему обедать, на что я, хотя против хотения своего, и принужден был согласиться. Там, поговорив опять кое о чем со мною, не стал меня далее держать у себя и говорил, чтобы я ехал домой и присылал бы к нему скорее нашего лекаря, в котором обстоит ему нужда. Но я, при отпуске меня, не преминул попросить его, что[б] он уволил меня съездить в Москву, что он мне и дозволил, сказав только, что[б] ехал я туда не прежде как после Крещенья.
Будучи сим доволен и распрощавшись с ним, полетел я на свою квартиру и, взяв там деньги, поскакал в ряды, а оттуда проехал к г. Верещагину, с которым хотелось мне видеться и посоветовать о моем сыне. Сей советовал мне непременно ехать самому в Петербург и испытать иттить последнею дорогою и добиваться до желаемого денежною молитвою. И дабы мне можно было лучше в том успеть, то брался он и писать о том наперед к знакомым своим в Петербург, чем я был и доволен, хотя слухи о крайней дурноте петербургской дороги и весьма меня озабочивали и смущали.
Возвратясь от Верещагина на свою квартиру, хотел было я съездить в бывший в тот день маскарад. Но как не было со мною шляпы и нигде оной в скорости достать не мог, то принужден был остаться дома и довольствоваться слушанием рассказов о пристрастии нового нашего губернатора Лопухина при рекрутском наборе и о несогласиях и ссорах, господствовавших тогда между всеми судьями.
Свободное копирование
