Успех безнадёжного предприятия глава 10
Вскоре после переезда на новую квартиру поиски Марии увенчались достойным успехом, и она, наконец, приобрела поддержанный недорогой, но в очень хорошем состоянии красный Хюндай.
В первую поездку она отправилась одна, а во вторую – мы уже вместе.
Кент, узнав, что мы бороздим просторы Шарлотта с новыми правами на почти новом авто, вспомнив, наверное, недавнюю совместную поездку и её последствия, сказал, что я неоправданно рискую.
Но это как посмотреть: я Марию не подгоняю, а взываю к её благоразумию и не отвлекаю во время езды иностранной речью, а говорю по-русски: «Смотри на дорогу! По сторонам башкой крутить я буду!»
Выигрывая во времени, мы пока проигрывали в пространстве.
Всегда хотелось повернуть именно там, где это запрещено, остановиться в том месте, где никак нельзя, и зайти в желаемое здание сразу, а не после удачной парковки.
Маша стала меняться: сердцебиение участилось, пот лился ручьём. Сведённые брови и две параллельные вертикальные морщины между ними теперь прочно обосновались на её лице.
Маниакально-мрачный вид подруги подтвердил мои выводы: машина – средство порабощения. Её надо было кормить, выискивая лучший и более дешёвый бензин, мыть, и не оставлять надолго без присмотра.
То есть следовать примеру Маши мне не хотелось.
Какая разница в зависимости?
Она - от машины, я – от водителя.
Меня, как наказание, повесили на шею лучшему преподавателю американской литературы – Анне Скотт только за то, что угораздило же её жить рядом с нами.
Анна представляла собой очень невысокую худенькую женщину, неопределённого возраста с такими не запоминающимися чертами лица, что при помощи косметики её можно было сделать кем угодно. Но она косметикой никогда не пользовалась. И оставалась, какая есть: без отличительных черт, и особых примет, за исключением очков с довольно толстыми стёклами.
Короткая стрижка «унисекс» на седеющих волосах дополняли портрет серой мышки. Того же стиля и одежда: джинсы и различные толстовки или пуловеры.
У Анны был очень низкий для женщины голос с хрипотцой, приобретённой в результате курения. Курила она только дома. Заезжая за мной по утрам, всегда в салоне своего двухместного грузовичка имела кружку с кофе, аромат которого должен был заглушить запах никотина.
Раз в неделю во внеурочное время она готовила школьную команду по «Брейн рингу», и я вынуждена была просиживать дополнительных полтора часа, набираясь ума-разума.
Однако ум, равно как и разум, после уроков набираться отказывался и всё норовил уснуть.
Вот таким образом мне удалось побывать в туфлях учеников (дословный перевод идиомы «оказаться на чьём – то месте»). Среднестатистических студентов.
Эти – то, брейнринговские, как семечки вопросики щёлкали, что заметно льстило Анне.
Мои же глаза отказывались светиться счастьем, как я ни старалась.
И после трёх сеансов безуспешной борьбы со сном, дабы не расстраивать Анну, я перебралась в библиотеку, которая представляла собой весьма уютное помещение площадью равное четырём большим классным кабинетам.
Потолки высоченные, так как над половиной всей площади имелся второй, открытый для обозрения, ярус, куда проникнуть можно было только с первого этажа библиотеки. Здесь иногда проводились занятия.
На первом этаже была стойка хозяйки помещения улыбчивой и доброжелательной Элис (или ЛИсы) – именно она давала разрешение на вынос книги за его пределы, проводя по штрих коду фолианта так, как это сейчас делают в супермаркетах.
В случае вашей забывчивости незарегистрированную книгу турникет вам вынести не позволял, а ещё и сирена подключалась: «Посмотрите: кто попался!»
Причём у всех у них голос противный, и орут они одинаково истошно на одном языке.
Здесь же, на первом этаже на полках вдоль всех стен (разбитые по секторам в алфавитном порядке) находились книги.
Любой из компьютеров помогал найти интересующую вас: по названию, имени автора или теме, указывая сектор и номер полки.
Вы подходите, берёте и работаете в зале (пока не уснёте) за одним из многочисленных круглых столов, за которыми по правилам нельзя собираться больше трёх.
В библиотеке было три крошечных лингафонных кабинета, где я стала записывать на магнитофон уроки русского для своих учеников.
В другой библиотеке, в университете Остина, было специальное спальное место, которое находилось там, где ему и положено, исходя из перевода слова rest-room (дословно: комната отдыха, на самом деле: туалет в общественном месте). Но без сопровождающих наши аналогичные места запахов. Чистота, как в операционной.
Помню, как захожу в туалет и вижу девушку, лежащую на кушетке и мирно спящую, причём одетую в джинсы, свитер и даже кроссовки. Какие бы у вас возникли мысли? Вот и я подумала, что она пьяна. Нет! Просто не захотела тратить время на дорогу до своего общежития.
Так бедняжка грызла гранит этой самой науки, что зубки притупились, очи затуманились, ножки подкосились… Вот барышня и прилегла.
Благо библиотека работает в период сессии круглосуточно.
Я завидовала ей: "Почему в библиотеке MPHS нет такой кушетки?!"
Однажды, когда я сидела в лингафонном кабинете и начитывала текст, ко мне в стеклянную дверь стучится Джейсон. Он не один. С ним приятный широко улыбающийся черноволосый молодой человек. Кожа лица смуглая. Я, снимая наушники, отключая магнитофон, успеваю подумать, что так, наверное, выглядят потомки индейцев.
Открываю дверь и слышу, Джейсон говорит мне на русском: «Я нашёл твой друг. Он русский».
И спутник его начинает говорить на родном для меня языке.
Оказалось, парень из Киргизии. Он назвал своё имя, причём дважды. Но я так и не запомнила сложное для уха, состоящее из четырех первых согласных букв «русское имя».
Парень был учеником по обмену. Он быстро освоился, семья, в которой живёт, нравится. Отец его художник, автор киргизской валюты сом. Всё, что он успел сообщить за первую и единственную встречу.
Нам с Марией доводилось встречаться с нашими бывшими соотечественниками.
С Асей познакомились случайно.
Стоя у кассы в супермаркете, я спросила у Маши по-русски, посмотрела ли она на срок годности, и вдруг кассирша (на вид лет сорок пять) отвечает за неё. Покупателей в это время почти не было. И мы успели познакомиться и оставить ей свой телефон.
Вечером Ася позвонила. Бывшая москвичка, бывшая переводчица. Привезла несколько лет назад группу туристов и попросила политического убежища. Получила гринкарту .
Живёт в однокомнатной съёмной квартирке со знакомой.
Сообщила, что в Шарлоте довольно большая группа эмигрантов из России. Созваниваются иногда, в гости ходят редко. Некогда.
Сообщила, что очень довольна жизнью, делая упор на изобилии питания.
Понять можно: человек в супермаркете работает.
А потом, может быть, она голодала?
Пришла в свой ближайший выходной.
Удивилась нашим жилищным условиям: «Мы живём скромнее.
Вы в эмиграционном были?» - «Зачем?» - «Быстрее надо писать заявление на гринкарту». – «Зачем?» - «Вы что, не хотите остаться в Америке?» - «О чём ты? У нас семьи в России». – « А вы вызывайте их сюда. У вас же рабочие визы. Можете вызвать».
И мы задумались о вызове.
Новость тут же разнеслась по электронной почте всем нашим и получила подтверждение.
Более того, некоторые уже отправили приглашения.
Через день мы уже советовались с Деллой, как послать вызов своим семьям. Было два варианта: сделать это от руки и послать письмом или купить какую-то форму и сделать официально. Маша избрала первый вариант, я – второй.
Приглашения отправили, а думу думаем. А вдруг, правда, впустят?
Но сильно не обсуждаем – боимся спугнуть.
И (как местные) ездим в супермаркет на авто.
Как-то поздно вечером, нагрузив полную тележку продуктами, мы выходим из магазина, и я её толкаю перед собой. Подходя к Хюндаю, я нечаянно задеваю колесом тележки колесо соседнего автомобиля и произношу на автомате: «I beg your pardon» ( в смысле - извините).
Вдруг задняя дверь автомобиля открывается и оттуда вылезает девушка, и начинает осматривать свой (только сейчас я замечаю, насколько шикарный) красный Кадиллак, светя фонариком с той стороны, где я ткнула в колесо.
Что-то заметив, она верещит, что я повредила краску, и она должна вызвать полицию. Подбегает к Машиному автомобилю, записывает номер, говорит, чтобы мы никуда не уходили и убегает в магазин.
В это время Маша спрашивает, ударила я её авто или нет. Я объясняю, что это было колесо. Мы начинаем во все глаза рассматривать то место, куда тыкала пальцем девица. Ничего.
Девушка возвращается с матерью и сестрой. Все трое начинают светить фонариком, охать, и причитать: «Зачем только мы взяли его машину?! Теперь он так расстроится! Ведь он так за ней следит! Она совершенно новая!»
Я пытаюсь разрешить инцидент взяткой, спрашивая, сколько они хотят получить. Они отказываются меня слышать, и, как выяснится позже, зря….
Мать начинает говорить Маше, что ничего страшного не случилось, сейчас приедет полиция, оформим это как дорожное происшествие, и страховая компания оплатит расходы за покраску.
Тогда я объясняю, что коляску толкала я, а автомобиль Маши. И никакого столкновения с покрасочной стороной не было. Меня опять игнорируют.
И тут, как в лучших американских боевиках, с воем сирен подкатывает полицейский наряд. Не выключая звукового сигнала, который только воем своим пригвоздил нас к асфальту, из машины вылетают двое полицейских: чёрный и белый. Подходят к нам и спрашивают: «Что случилось?»
Следом подъезжает вторая группа захвата. Тогда обе машины отключают сигналы, одна уезжает. Не дотягивала я до особо опасной.
Мамаша начинает свою песню про повреждённую покраску. Они оба, светя своими более мощными фонариками, пытаются что-то увидеть. Один говорит другому: «Я ничего не вижу. А ты?» - «Вот здесь есть углубление в четверть ногтя детского мизинца. Но краска не повреждена».
Я влезаю в разговор и рассказываю, как было дело. Он просит предъявить ID card (удостоверение личности), спрашивает, где я работаю. Я отвечаю, что учитель из России.
«Вы знаете эту леди?» - обращается чёрный ко мне. - «Нет». – «А вы её?», - обращаясь к мамаше. – «Нет».
«Тогда вам лучше разойтись», - делает он заключение. - «А как же страховка?», - не унимается мамаша. – «За что страховка?» - «Вмятину надо разгладить», - не хочет сдаваться американка. – «От утюга след останется больший, чем этот», - уверенно говорит белый.
И уже оборачиваясь, на ходу: «Вы можете обратиться в суд, но леди из России, едва ли вы что-то выиграете».
И только тут я замечаю, как меня колотит. Второй раз взятку я не предлагаю!
