В начале февраля случилось родить молодой жене нашего винного пристава Петра Максимовича Викулина, и я прошен был быть сей новорожденной дочери его Марии восприемником. И как отец оной был отменно привержен ко мне ласкою и дружеством, то и сделал я ему сие удовольствие и окрестил дочь его, вместе со старушкою нашею Марьею Юрьевной Петровою. А не успели мы сего крещения отпраздновать, как получено было известие, что командир мой, г. Давыдов, возвратился уже из Петербурга и находится и Москве. Я не сомневался тогда, что скоро позовет оный меня в Тулу к себе, для свидания, и в том не обманулся. Он не успел в Тулу приехать, как тотчас дал мне о том знать и звал меня к себе, и я принужден был тотчас к нему ехать, и крайне любопытен был узнать, имел ли он какой успех по своим делам в Петербурге, где надеялся он за чужие труды получить, и Бог знает какие, милости от императрицы. Но услышал только от него, что планы мои были государыне очень угодны, а более ничего: почему и имел я справедливую причину сомневаться в том, имел ли он счастие быть представленным государыне и говорить с нею, или не удостоился и того, а проездил по пустякам, а потому заключил, что все последние труды мои, употребленные на сочинение планов, едва ли не пропали по-пустому, и ни мне, и ни ему не принесли никакой пользы. Впрочем, удивил он меня, сказав, чтоб я дня три пожил в Туле и его пообождал, предпринимающего ехать на самое короткое время в Калугу, к наместнику. Но как мне никак не хотелось жить столько времени без всякого дела в Туле и я охотнее брался приехать к нему вторично из Богородицка, то и не стал он меня держать и отпустил домой.
Таким образом случилось мне тогда два раза в течение одной недели приезжать в Тулу и оба раза на самое короткое время и для одной только поговорки. И хотя мне таковые частые помычки, а особливо в тогдашнюю жестокую стужу и не весьма были приятны, но как переменить было не чем, то принужден я был переносить то с терпением. По крайней мере, рад я был тому, что около сего времени жена моя выздоровела и начала по-прежнему выезжать со двора и могла с нами вместе разъезжать по гостям в наступившую тогда у нас масленицу.
Но едва только начали мы бешеную неделю сию провождать по старинному обыкновению своему в катании и разъездах друг к другу, как является к нам вдруг приехавший, против всякого чаяния и ожидания, из Калуги, вновь определенный в наш город городничий, грузинский князь Назаров, по имени Егор Михайлович, и привозит прежнему нашему городничему г. Сухотину повеление, чтоб он сдал ему город, а сам бы переезжал в Тулу, по причине пожалования его в тульскую казенную палату советником, а ко мне словесное повеление от наместника, чтоб и я приехал к нему неукоснительно в Калугу.
Легко можно заключить, что все сие сделало масленным нашим увеселениям великое помешательство. С одной стороны жаль было нам всем нашего прежнего городничего, с которым, живучи столько лет вместе, имели мы время свыкнуться и сдружиться; да и самому ему охотнее хотелось бы остаться по-прежнему в Богородицке, нежели жить в Туле, почему он не весьма рад был и своему производству и множайшему жалованью; с другой стороны -- надлежало нам вновь спознакомливаться с новым, который и с самого уже начала казался нам человеком, хотя добрым, но далеко не таким простодушным и дружелюбным, каков был прежний, но, но природе своей, более лукавым, скрытным и практичным. Он не преминул на другой же день ко мне приехать, для сделания мне визита и сообщения мне помянутого наместнического повеления, которое еще более нас смутило и озаботило. Итак, последние дни масленицы нехотя провели мы в разъездах и свиданиях друг с другом, но далеко уже не так весело как первые.
Свободное копирование
