Стало Коле и Лиде по четыре года. Они стали уже помогать. Каждый вечер загоняли уток домой, это была их обязанность. А когда гонят скот из поля, то помогали ягнят загонять. Они знали какие ягнята наши. Лида очень шибко бегала, худенькая была, а ростом как Коля. Дети у меня хорошие, никогда мне против не говорили и ни от какого дела не отказывалися. Раз я поехала в Ленинград и сказала Ане:- Когда будет время, отреплите лён. Нам из колхозу дали по две связки льну. Я уехала, а они вставали вместе с солнышком, такую рань, выходили на солнышко к сараю и трепали лён. А народ-то видит, ходят мимо их, да и дивятся. А я поеду, всегда неделю пробуду с дорогами. Надо продать, и надо купить. А в магазинах то нет, что надо. Бежишь на барахолку. А там из-под полы спекулянты продавали в два раза дороже. Приезжаю домой, а дома полный порядок. Ждут меня, везде чистота. Аня накопит творогу и сметаны, меня встречают. А у меня не было творогу, что там от одной коровы. Где скопить-то? пять человек семья. Вот Петя обижается:- Мама, она нас голодом морила, молока нам не давала. А Аня говорит:- Мама, не верь, я их кормила. Ну эти, Коля и Лида, малы были.
Как приду со станции, а четыре километра идти да с грузом, всегда два пуда, да три бывает тащу, сяду на лавку и не встать. С меня и сапоги снимают и пальто. Рады без души, что мама приехала. А я так устану за неделю-то, от одного шума городского, от машин голова кружилася. А в деревне один сарай в окно видно. Вот и отдыхаю. А соседи-то все ко мне переходят и говорят:- Ахти тошно, Дуська, как твои-то ребята без тебя лён трепали. Да встанут-то рано. Поглядим, а они лён треплят, оба Аня и Петя. Бывало, показывала что куплю. А потом и пойдут по деревне с завистью:- Вот она знает, куда ехать, а мы-то вот дураки-то, не знаем где Ленинград. А она-то всё знает. А одна старушка и говорит:- У ней голова-то сталинская , у Сталина голова-то большая и ума много, лоб большой. Так и у школьной, тоже лоб большой и ума много. С тех пор и стали называть, что сталинская голова. Ну я не сердилася, а всё в шутку принимала. Ведь в каждой деревне свои обычаи. А я-то пожила везде и многих видывала, и где чем дышат лучше всего ни с кем не ругаться.
Раз был праздник.
(Потеряно сколько то текста)
Сажала по шесть грядок. Три грядки продам, а три на зиму. Второй раз с огурцами съезжу. Потом осенью два раза с баранами. Зарежу трёх баранов, свезу. Потом, ещё трёх. А зимой валенок накатаю пар двадцать, да опять в Ленинград. Я так нарядила Аню и Петю, были изо всего клуба наряднее. Я в то время не понимала устали. Спала я два, да три часа в сутки. Горе я своё стала забывать, о сыне и о муже. У меня такая была радость, что дети выросли, да хорошие. Только и слышу: "Ну у школьной и ребята." Нас не стали звать беженцами, а школьная Нюра и школьный Петя. У Пети было три костюма, а у Ани было пять платьев шерстяных — черное, тёмно-синее, зелёное, вишнёвое, коричневое, и платье шёлковое и крепжержет синее. И костюм бастоновый за тысячу рублей купила стального цвета, и крепдешиновое оранжевое светлое. Она была у меня как кукла одетая. Мне было радостно на неё смотреть. Нисколь я не преувеличиваю, всё правду пишу.
А платья-то шила самая лучшая портниха. Она жила на станции Гольнево и её звали Дуся, тёзка моя. Она на Аню шила без примерки, уже на её знала как шить. Когда бы я не принесла, всегда сошьёт без очереди. Но и я для неё, что ей надо купить в Ленинграде, всегда куплю. Только тогда не куплю, когда нет. Да, раз торфу для неё делала вместе с Аней. Как говорится пословица:- Вперёд бросишь, а сзади найдёшь.
А в 1947 году купила я швейную машину за тысячу рублей. После реформы сразу накопила денег. А то все ночи шила руками. А ведь пять человек. По рубахе пять, а по две — десять. Вот, раз я пришла в правление колхоза деньги получать по трудодням. Я получила восемьсот рублей, по рублю на трудодень давали. А тут сидел председатель колхоза и говорит :- Вот это я понимаю, вот это работник, не колхозница. Получал ли столь колхозник? Нет! А наш бригадир и говорит: "Таких нет у нас людей, как школьная семья." И на всё правление. Я прослезилася от радости, какая я счастливая, столь я пережила трудностей. А счастье моё — здоровая была. Никакое горе меня не сломило. Всё пережила и детей не бросила и всех воспитала и всех нарядила.
Ну была я очень строгая во всём. Это жизнь заставила такой быть. Забыла описать, что в 1945 году меня наградили медалью «Мать-героиня» за пятерых детей. Убитого Колю тоже посчитали. И вот, получила я столь денег-то и на эти деньги я купила Пете костюм. Очень хороший, как на его шитый. А ведь брала без размера. Сказала продавцам, вот подберите на этого паренька, стоял молодой человек в магазине. Спросили, какой надо размер, а я не знаю какой. Ну удачный был костюм. Спросите сейчас Петю и Аню. Я думаю, они и сами уже помнят всё. И как наряжала, и как они гуляли, особо в Накатах. Это им запомнится на всю жизнь. Эта девочка в красненьких платьицах, эта милая детка моя. Один паренёк за ней ухаживал. Ну эту историю Аня добавит. Гремели мы на весь район. Я стала стесняться в Острове валенки продавать и возила в Ленинград.