С ноября 1998 по март 1999 года, если в части не было карантина, я специально ездила в Климовск каждую неделю – так помогала Володе адаптироваться в нелегкой среде. В финансовом плане мне помогали Валя и Надя. Кроме моих денег, на продуктовые передачи ему каждый месяц по 200-250 рублей давала Надя и по 100 рублей Валя.
В начале марта я была в части, там опять оказался карантин. С большим трудом мне удалось уговорить дежурного по КПП передать Володе то, что привезла, а привезла я тяжеленную сумку. Лишь после моего старческого нытья он согласился отнести сумку Володе и на 10 минут пригласить его на КПП. «Хоть что-то тебе перепало? – спрашивала я потом Володю в письме. - «За десять минут противное ротное «воронье» все склевало». Я соглашалась с ним, что на «воронье» действительно противно смотреть. «Можно себе представить, какое оно жуткое в условиях войны, - продолжала я в письме. – Бесит то, что не знаешь, что ему противопоставить, во всяком случае, дедова хваленая логичность и «храбрость» едва ли в таких случаях сработала бы. Пиши обо всем подробнее, бумага все стерпит, может быть, спасет и от отчаяния». Он мне в ответ: «Рад твоему письму, даже такому немного грустному. Не переживай. Мы с тобой извлекли из этого урок: при карантине ничего не передавай, лучше увези назад, хотя, я понимаю – тяжело туда-сюда таскать эти сумки. Ни по каким вопросам не связывайся с офицерами, не ищи у них правды. И, давай, не будем больше вспоминать то «кровавое воскресенье». Очень хочется тебя увидеть, посидеть с тобой, спокойно поговорить с тобой. Ведь ты привозишь с собой кусочек дома и те 20 с лишним лет, которые провела со мной. Когда какие-нибудь ублюдки отнимают у меня это, я здесь не могу найти себе места. Просто рвусь от ярости и бессилия что-либо сейчас сделать против этого. Встречи с тобой единственная психологическая поддержка здесь, да и всю мою жизнь. Прислала письмо Света, все старо – хочет поддержки и опоры от того, кто сам в ней нуждается. Очень жду тебя. Целую тебя. Пока!» Выделенные мной места в письме Володи, дед подчеркнул красным карандашом и поставил огромный вопрос удивления. Он считал это признание Володи проявлением его слабости. Б. шокировало еще и то, что Володя младший видел во мне «единственную психологическую поддержку» для себя. Такие мои способности Б. исключал. Что касается лично его, то он был убежден в том, что только сам обеспечивает себе психологическую поддержку. Однако его грубые оскорбления в мой адрес и рукоприкладство были ничем иным, по-моему, как попытками вернуть себе эту мою «поддержку» путем превращения меня в безропотную боксерскую грушу, которую можно было бы использовать для разгрузки от своего психического перенапряжения. Володины признания не были проявлением слабости. В отличие от деда, он был выдержанным человеком и умел проявлять и стойкость, и выдержку.
4 апреля он писал мне: «Привет, моя бабуля! Сел писать ответ на твое хорошее письмо, которое дед привез только через неделю. Пишу на смене, потому что это возможно только здесь. В роте и в наряде не выпадает ни минуты спокойной. Дед попал в наш вечный карантин. Я виделся с ним всего десять минут на проходной КПП. Успел выпить молока и съесть печенье и все! Ни о чем мы, с ним толком не смогли поговорить, очень жаль. Большое спасибо за все и за деньги. Трачу их с большими предосторожностями, чтобы не заметили и не насели. Очень понравились мне конфеты и печенье, спасибо! Спасибо Вам с тетей Валей за заботу о маме. Хочу увидеть ее. Последнее время что-то совсем плохо и труднее стало служить. Какая-то дикая усталость и отупение тяготят меня. Или это временное? Слишком много гадостей приходится терпеть и переносить. Кажется, что это будет длиться вечно! Здесь не на что отвлечься. Только твои письма перечитываю и перечитываю, как классическую литературу. Знаю наизусть всю письменную твою заботу обо мне, живу этим и переношу всю сволочность, которая творится здесь. Становится немного легче. Недавно к нам привезли пополнение из Павловска. Они заглянули нам в глаза и сразу поняли, в какой кошмар попали.
Если сможешь, приезжай в ближайшее воскресенье. Но если дома и у Надюши очень много дел, то прошу тебя, не разрывай свое очень доброе и заботливое сердце. На первом плане у тебя должны быть Надюша, мамка, а потом я. Очень хочу увидеть мамку! Но что я увижу?
Спасибо за воротнички, некоторое время они мне еще будут нужны. Передаю привет Надюше, Сереге, Кате от разведчика, занимающегося стратегической радиоразведкой и еще, бог знает, чем. Побольше вам радостей по любому поводу, здоровья и дружелюбия! Очень жду свидания с тобой, милая моя бабуля! Живу надеждой, что тебя увижу. 20.10 – на смене».
Об одном серьезном проявлении «сволочности», о котором упоминал Володя в письме, надо рассказать. Володя добросовестно работал на смене и, зная английский, хорошо переводил переговоры летчиков, летавших над Атлантикой. Его поставили старшим в смене. Один из его сослуживцев состряпал «утку» и передал ее дежурившему по смене лейтенанту. Тот понял, что это подделка. Быстро нашел сочинителя, который испугался и заявил, что сочинял ее вдвоем с Ширковым. Когда дело дошло до комбата, тот сказал: «Кто угодно мог это сделать, но чтобы сделал Ширков – никогда не поверю» и вызвал Володю к себе. Выслушал его и предложил ему написать объяснительную записку, по минутам изложив, чем он занимался во время смены. Прочитав объяснительную записку, вызвал Володю еще раз к себе и сказал ему: «Знаешь, за все годы, сколько я служу в этой части, мне ни разу не приходилось читать такой грамотной, литературной и интересной объяснительной записки». Виновника затеи комбат отправил на гауптвахту, а Володе дал увольнительную.
Верна русская пословица: «Нет худа без добра». В этой ситуации Володе решила помочь вольнонаемная сотрудница, которая обслуживала компьютерный зал в часы дежурства в нем Володиной роты. У Елены Владимировны Румянцевой, так звали эту добрую женщину, была дружная семья с двумя детьми – Сашей и Наташей. Они жили недалеко от воинской части в военном городке. Она согласилась складировать у себя все, что я привозила для Володи, и передавать ему по частям по мере необходимости. Нам обоим от этого участия стало легче. Но моему внуку нужна была не только подкормка. Он писал с сожалением: «Все чаще мы с тобой общаемся через других людей, а мне так приятно было бы вместе посидеть и с глазу на глаз переговорить с тобой».