Назад я возвращалась через Москву, и только появилась на пороге квартиры, как Анна сообщила мне, что звонили из университета и сообщили о смерти Михаила Герасимовича Седова. Удар за ударом в этом страшном по симметрии году – 1991. Панихида на факультете должна была состояться на следующий день – 8 ноября. «Ты не могла позвонить в Жирновск или Валентине в Москву и сообщить мне об этом?» - возмутилась я. На кафедре я договорилась об очередной поездке, но достать билет до Москвы не было никакой возможности, и я поехала в Грязи. Через эту станцию проходило много поездов, и я надеялась добраться до Москвы на одном из них. В кассу за билетами моя очередь была второй, но по прибытии очередного поезда кассир объявляла: «Свободных мест нет». Была уже почти полночь, когда оставалась надежда на последний поезд – пассажирский из Тамбова, который, идя в Москву, останавливался на каждом полустанке. Когда он подошел к платформе, я пошла вдоль поезда, упрашивая кондукторов впустить меня в вагон. И вдруг оказалась около пустого вагона. Проводник моментально впустил меня в вагон, а я ему сообщила, что в кассовом зале стоит целая толпа, желающих, но не могущих уехать. Он помчался в здание вокзала, привел эту толпу к вагону, посадил всех до одного, разрешил всем разобрать матрасы, собрал с каждого только столько и не копейкой больше, сколько стоил билет до Москвы и объявил: «Поезд прибывает в Москву в 5 часов утра, так что до начала работы метро можете спокойно оставаться в вагоне и спать. Когда придет время, я всех разбужу». Свет не без добрых людей!
С Казанского вокзала я отправилась к Валентине, привела себя в порядок и в назначенный час была на историческом факультете МГУ. Поскольку я была первой студенткой у Михаила Герасимовича после его возвращения из лагеря, мне первой дали слово для выступления на панихиде. Его похоронили на Тропаревском кладбище. С кладбища мы поехали на квартиру Михаила Герасимовича, где его сын Юрий устраивал поминки. В автобусе рядом со мной оказалась секретарь нашей кафедры Римма Мироновна Александрова. «Как он Вас любил!» - сообщила она мне. В течение 35 лет моего ученичества у него, Михаил Герасимович ни в чем не проявил своего особого отношения ко мне. Даже если бы я знала об этом, как и он, я постаралась бы сохранить покой его жены Софьи Васильевны. Слишком тяжело достались ей 13 лет ожидания его возвращения из лагеря. С самого начала и до конца я относилась к моему научному руководителю как к требовательному, серьезному и заботливому отцу.
В октябре 1991 года с уходом из жизни Нины и Михаила Герасимовича я лишилась многолетней и надежной опоры – в жизни и в науке. Не в пятилетнем возрасте я осиротела. Полностью осиротела я, когда мне было уже 58 лет. Впервые мне стало по-настоящему страшно и пусто. Вот тогда я решила – пришел конец моим научным поискам. Я уничтожила все тетради с выписками из архивных документов. Сборники недавно опубликованных документов и исследования, которые много лет помогали мне доходить до «сущности прошедших дней», я отнесла в букинистический магазин. Казалось, с прошлым покончено навсегда. Обстановка в семье только убеждала меня в этом.
Свободное копирование
