В конце января 1984 года во время зимних студенческих каникул мне разрешили съездить в Москву: в институте истории АН СССР проходило очередное заседание секции, профиль исследований которой составлял мои научные интересы. После заседания Михаил Герасимович подарил мне оттиск своей статьи «Современники и историки о русском нигилизме», только что опубликованной в журнале «История СССР», с надписью: «Дорогой Екатерине Александровне на память и в знак уважения и искреннего желания быть на высоте требований науки. 30.01.84. Автор». Римма Мироновна, секретарь нашей кафедры на истфаке МГУ, когда я появилась там, сказала: «Седов своим студентам легенды рассказывает о Вас».
В январе 1984 года сестра Анатолия Татьяна Захаровна, заведовавшая отделением невропатологии областной больницы УВД, организовала Вове курс иглоукалывания в поликлинике УВД у замечательного специалиста Галины Александровны. Вова прекрасно вел себя на этих сеансах. Галина Александровна относилась к нему с любовью. Он смог с положенными интервалами пройти у нее все три курса, которые рекомендовала психотерапевт Фаина Михайловна. По замечаниям воспитательницы детского сада наш Вова заметно взрослел, становился ровнее и проявлял изобретательность на всех занятиях в группе. Дети его любили. Он опять становился лидером.
К мартовскому празднику Вова опять подарил мне собственноручно сделанную открытку, в конце которой приписал: «баба я уежяю в Прастаквашу». Так в оригинале! И маме: «Я тебя мама поздравляю с 8 марта. Я тебя зову мама Аня». Мудрые пожелания подарили мне в этот день Надя и Валя. Надя писала: «Мамочка! Поздравляю тебя с новой твоей весной. Мне очень трудно пожелать тебе что-нибудь еще такое, чего никто никогда еще не желал. Но мне очень хочется, чтобы ты всегда оставалась такой же понимающей все моей мамой. Чтобы именно с тобой и только с тобой я могла говорить о самых трудных для меня вещах. И еще – пусть в твоей жизни будет много-много цветов, настоящих, живых, весенних, свежих». С Валей у нас были общие беды. На второй стороне той же открытки она желала мне «еще на многие-многие годы иметь мужество и силы (хорошо бы и стимул) оставаться женщиной в самом доподлинном и первозданном смысле. Будь!»
По содержанию и полноте 1984 год был таким же, как и 1983. Нет, все-таки полнее. 15 мая я уехала на научно-теоретическую конференцию, которая проводилась в Пермском университете. Любопытной оказалась сама дорога в Пермь. Когда я уезжала, в Липецке уже бушевала весенняя зелень. В Москве только пробивались почки. Начиная с предместий города Кирова и до Перми, только начиналось таяние снежных сугробов. Пермь встретила нас холодным ветром с Севера – мы почувствовали близость полярного круга. Вот когда начинаешь ощущать протяженность территории нашей страны! Конференция в университете оказалась интересной контактами со знающими исследователями, например, с Михаилом Григорьевичем Сусловым: он уже собирал документальный материал об узниках ГУЛАГа Воркуты, Инты и всего Предуралья, оформить и издать который ему удалось в Пермском издательстве только в 1992 году.
На последнем Ученом совете нашего института в Липецке, состоявшемся в июне 1984 года, чествовали меня в связи с моим пятидесятилетием и преподнесли мне не казенного содержания адрес. Поздравляли меня те, кто искренне уважал меня, кого и я уважала, дружбой с кем очень дорожила. Система всех культов не мешала нашему взаимоуважению, дружбе, нашей плодотворной работе и содержательной жизни. Мы не теряли время в ожидании лучших времен. Мы жили сейчас, сегодня, жили и трудились содержательно, свободные от «словесе мятежна».
По возвращении из Перми мне вплотную пришлось заняться уже полноценным садом и огородом. В моей записной книжке указан перечень того, что я посадила в апреле-мае 1984 года. За огородом ухаживала вся семья. Этим летом и Анна с Анатолием тоже посадили на своем участке деревья и ягодные кустарники. Когда мне приходилось уезжать, они ухаживали за обоими участками.