С 1 сентября 1981 по январь 1982 года включительно я должна была находиться на курсах повышения квалификации при Киевском университете. Вове 1 июня исполнилось три года. Сложные отношения между Анной и Анатолием исключали возможность оставить его на их попечении, нельзя было оставлять малыша и на попечении деда Б.. В августе мы с Б. повезли его к Нине в Жирновск. Поезд Москва-Камышин по-прежнему ходил через сутки. Мы прибыли рано, и сутки ждали этот поезд в Мичуринске. Остановились в гостинице. В ресторане при гостинице малышу мы заказывали специальную пищу, и все равно у него случилось расстройство желудка. Понос замучил его. Это состояние малыша вызвало у Б. не сочувствие, а сильнейшее раздражение и даже агрессивность. До самого Жирновска надеяться на его помощь не пришлось ни мне, ни Вове. Отныне любое дело, которым ему придется заниматься дома вопреки его желаниям, будет вызывать у него такую реакцию. Скажут – угасание любви? Он не испытывал ее с самого начала наших отношений. Не испытывал ту любовь, которая не синоним секса. Любовь как сочетание всех видов труда со знанием и ответственностью, с необходимостью отдавать себя, свое время, свою жизнь, наконец, другим была не для Б.. По его словам, это были «маловероятные дела» в сравнении со служением «обществу» и «человечеству». Мне сдается, что это были признаки усугубляющейся болезни.
У Нины любовь к детям и к людям вообще была неизбывной. В детском доме в Мары это понимали и чувствовали все воспитанники. Поэтому она была единственным человеком, которому я спокойно могла доверить Вову на время моей учебы на курсах. В те пять месяцев около нее было семеро детишек от года и старше. И никто не услышал от нее ни одного слова жалобы. Вова попал в настоящую и дружную семью. 10 сентября Нина из Жирновска: «Вова кушает хорошо, со стулом все наладилось. И днем, и вечером засыпает хорошо, любит купаться. Хороший «концерт» дал нам в ту ночь, когда вы с Борисом сидели на Медведице в ожидании поезда. Видимо, ты и сама там ревела. Потом все пошло на лад. Но с Наташей (ее внучка) никак не отпускали меня из детской. Спала там с ними. Бабу Катю вспоминает постоянно. С ней собирается ехать на двух поездах в другой город, а мне обещает с балкона помахать платочком и потом еще раз приехать в гости. В садик пока не устраиваю, хотя он бредит детским садом и по утрам вскакивает раньше Наташи. Полагаю, нам надо лучше узнать друг друга. По моему диагнозу – излишнее дерганье ему противопоказано. Он веселый мальчик, легко взрывается, но и легко отходит. Сердиться долго не умеет».
23 сентября. Нина из Жирновска: «С сегодняшнего дня Вова в детском садике. В садике он сообразителен, но втихую что-то у кого-то старается вырвать, сломать, порвать. Когда один, он очень послушный, ласковый, тихий. Но стоит войти хоть одному ребенку, как он преображается: становится шумным, буйным, при неудачах раздражительным. Мне лично он нравится многими своими чертами. У него богатая фантазия в строительстве. Мои внучки только подражают ему».
8 октября. Нина из Жирновска: «Вова заметно округлился и на личико и на тело. Скучает, если я надолго уйду из дома. Катя, научись хоть немного жалеть себя! Обо мне не волнуйся. Сознание, что я еще многим нужна, придает мне силы, энергию. Со своими заботами я справляюсь».
Когда о Вове заботилась Нина, Анна писала мне в Киев: «Я была для Вовы неразумной матерью. Поверишь ты или нет, но мысль об этом малыше заставляет меня шевелиться в этой жизни. Ты была права, он действительно является для меня утешением. Я действительно попала в такой жизненный круг, который сама себе строила с 17 лет. Я во всем виновата перед вами (от Б. такого покаянного признания я не услышала за всю жизнь – Е.Е.) и в своем безумии, эгоизме, душевной черствости и сейчас жалкая и смешная во всем. Я сама вела себя к этой жизни. Ты права: сыну я немного могу дать, но я его люблю. Сначала я его терпела, а потом полюбила и полюбила слепой неразумной любовью. Я, наверное, созрею или опомнюсь годам к 50, когда одним глазом буду смотреть в могилу. Очень тебя не хватает». 5 сентября Б. выехал на курорт в Моршин Львовской области, сад-огород оставив на попечении Анны и Анатолия. 18 сентября Аня сообщала мне в Киев, что все необходимое по уборке урожая и заготовкам на зиму они сделали. «Толик помогает хорошо, но иногда взбрыкивается (что я кухарка?). Приходится пережидать взбрыкивания, так как без него мне не справиться». В октябре она ушла из ИВЦ, вконец разругавшись с начальником отдела, в котором работала. В ноябре устроилась на работу в комбинат «Липецкрыба». Появились «уроки жизни»: «Здесь я сдержанно стараюсь вести себя» и «приходится пережидать всплески раздражения Толи». И поэтому к этим урокам признания: «Люблю тебя сильно». У меня начала крепнуть надежда: Может быть, прикипит к семье? Если со своими раздумьями и трудностями идет к матери: 6 декабря: «Мне очень трудно. Ты не представляешь, как мне приходится сводить концы с концами», - писала Анна. Я хорошо представляла и знала, что это преодолимо.
Свободное копирование
