22 марта я сообщала Б.: «Погода улучшилась – сопутствует Анкиному путешествию по Ленинграду. Вдвоем с Надей они ходили смотреть в театре «Белоснежку и семь гномов», в Петропавловской крепости лазали по крепостным стенам, слушали крепостные колокола, которые, вместо «Коль славен», теперь отбивают гимн СССР. Ходили в Эрмитаж, в Русский музей, поднимались на колокольню Исаакиевского собора, были у памятника Петру, ходили по университету.
Организовала я ей медицинское обследование. Обнаружили близорукость. К невропатологу поведу 25-26 марта. Пришлось мне говорить с ней о том, что от ее отношения к учебе зависит очень многое, и все, чего она лишится в этой жизни, она лишится по своей вине и нежелании использовать то, что мы с тобой можем дать ей. Пусть выбирает сама – уже не маленькая». Невропатолог дала заключение о ее нормальном развитии».
30 марта Анюта выехала из Ленинграда одна, в Москве Валентина не смогла ее встретить, до ее дома она добиралась сама, на поезд до Липецка ее посадил Валентин. Сразу же ей пришлось включиться в переезд. 4 апреля Анюта с папой, наконец, перебрались на новую квартиру по улице Плеханова. Прежняя, предоставленная мне в качестве «сюрприза» после защиты диссертации, оказалась из серии: «бойтесь даров Данайцев». Под ее полом был вмонтирован вентилятор из кухни ресторана, находившегося на первом этаже, а наша квартира – на втором. По справке из поликлиники, подтверждавшей вредное влияние шума на мой слух, институт заменил мне эту квартиру на квартиру в только что построенном доме по улице Плеханова.
«В новой квартире хорошо, просторно, - сообщала Аня. Вода есть, плиту, наконец, поставили и дали газ. Душ в ванне высокий. У входа в шкафу папа сделал перекладины, чтобы вешать пальто. В квартире чисто, что меня весьма радует. Пока у нас не было плиты, нам помогали Саликовы. Они кормили нас супом». Б. же сообщал о куче недоделок и опять жаловался на Анюту: «Ладить с ней приходится с усилием, она часто кричит, постоянно спорит и поучает, что и как надо делать». Подобное с подобным сталкивается и отталкивается. Это закон природы. Но тогда я писала Анюте: «Аннушка, не шуми на папу, будь мягче, пожалуйста, пощади его, и он будет щадить тебя. Грубость убивает кого угодно». Они оба и в этот раз не услышали меня.
18 апреля мы с Надей съездили в Разлив. В музее я обратила внимание на фотографии. На стене в один ряд висели портреты Н.А. Емельянова, охранявшего Ленина в Разливе, и семи его сыновей. На мой вопрос об их дальней судьбе, экскурсовод ответила, что все были сосланы в Чарджоу. И отметила, что старший из братьев, Александр Николаевич, сейчас заведует музеем в Сестрорецке. По адресу, который она мне дала, я написала ему письмо. Не распространяясь в освещении судьбы отца и братьев, он написал: «Очевидно, по крови Вы не наша». Он предлагал встретиться, но я, к сожалению, не нашла для этой встречи время.
Свободное копирование
