8 марта 1971 года я получила от Б. поздравление следующего содержания: «Катя, поздравляю тебя с праздником! Пусть впереди тебя ожидают успехи, радости и уже заслуженная удовлетворенность. Все это будет служить хорошим фоном для того, чтобы увидеть всю ничтожность мелких бытейских неприятностей и стать неуязвимой для них». Для этого нужна была твоя деловая сопричастность к желам семьи.
19 марта пришло сообщение Президиума ВАК о присуждении мне ученой степени кандидата исторических наук. Светлая память бухгалтеру института тех лет Федору Ивановичу Беляеву! Все финансовые претензии он всегда решал в пользу преподавателей и сотрудников. Ему этой открытки из ВАКа оказалось достаточно, чтобы начислять мне с марта месяца вместо 105 рублей 175. А наша российская бюрократия тянула резинку еще более двух месяев – только 26 мая Тоня Орлова, моя соседка по общежитию в МГУ, сообщала: «Принесли в ректорат кучу дипломов, в том числе и твой. Сейчас их отдадут на подпись проректору, который сказал, что подпишет дня через два. Поздравляю! Получай свой диплом». В первых числах июня я съездила в Москву за этим дипломом.
И началась моя долгая эпопея благоустройства нашего жилища. Получив диплом, из Москвы я везла груз, посильный, наверное, каравану верблюдов: чайный сервиз, набор глубоких и мелких тарелок японского производства – страшно тяжелых. Везла тяжеленную мясорубку, подаренную мне Валей, 3 куска по 5 метров тяжелой льняной ткани на шторы. Одни из них в комнате моего внука Сережи висели до весны 2011 года! Были еще какие-то мелочи, всего 4 упаковки на пару моих рук. В Москве до Павелецкого вокзала меня провожали Яна со Славой, а в Липецке меня никто не встретил. Да, тяжким был мой путь с таким грузом до дома 43 по улице Космонавтов в городе Липецке!
Окончание Аней пятого класса и одиннадцать лет со дня ее рождения мы запечатлели на коллективной фотографии
В этот день Б. перешел из «Вторчермета» на работу в трест «Оргтехстрой» на должность главного экономиста-программиста отдела внедрения вычислительной техники. Ушел от неумного, по его утверждению, Кигима к Фурсову, очень скоро усомнившись в умственных способностях и этого своего начальника. А семья? Для Б. она превратилась в пристанище, в котором он реализовывал свое жизненное кредо: «Как можно меньше работать, стремиться к минимуму усилий и к максимуму заботы о себе». Искры этой наследственности я уже замечала в глазах Анюты. Словно о Б. в Евангелии от Луки сказано: «Этот за все цепляется и все представляет в мрачном виде пагубности». Современная медицина о последствиях такого «цеплянья» повествует: «Ропот, протест, озлобленность на всех и вся разоряет внутренний мир, усугубляет страдание, умаляет или уничтожает духовный мир человека, ускоряет появление болезней сердечно-сосудистой системы, печени и желудка. Внутреннее напряжение, нетерпимость, стремление к постоянному лидерству, эмоциональная неустойчивость, гордость и тщеславие могут стать духовной сущностью шизофрении». В глубокой древности то же самое писал Гиппократ! Боже мой! Как древни и как современенны причины и следствия телесного и духовного состояния этого типа людей! Как много веков другой тип, «живый в помощи вышняго», чтобы спастись, умоляет Господа избавить его «от словесе мятежна», чтобы уравновесить психическое состояние, выстоять в жизни и спастись.
1971 год. Свои представления («словесе мятежна») Б. продолжал считать единственно вернымим. В его глазах неудовлетворенность от того, что «противостояние политикам-администраторам и огромнейшей армии преуспевающих представителей общественных наук» до сих пор ему никак не удавалось реализовать. Более того представления Б. оказывались молчаливо отвергнутыми в трудовых коллективах, в которых он работал в Кемерово, потом два года в Калуге, теперь в Липецке. Его представления («словесе мятежна») не вызывали безоговорочной поддержки и в семье. Его попытки принудительного навязывания своих представлений и ценностей вызывали отторжение и мое, и детей. И я могла видеть, как малейшие признаки неприятия его представлений кем бы то ни было раздражали его, закрепляя неудовлетворенность и враждебность.
Неосознанно Анюта копировала поведение отца и тоже «цеплялась», но не ворчливо. Острословием, часто грубым и ядовитым, она старалась навязать свою «исключительность» одноклассникам в школе, Лене и Надюше дома. Надюша записывала ее словоизвержения, Лена и многие в классе отвечали на Анкины «остроты» смехом, а мальчики – кулаками. Я постоянно повторяла Анюте: «Язык твой – враг твой» и старалась отучить ее от такого отношения ко всему и особенно к окружающим. В моей душе жила надежда на то, что она и ее отец когда-нибудь обретут способность смотреть на себя со стороны, научатся находить причины своей неудовлетворенности в самих себе и откажутся от своих несправедливых суждений обо всем и обо всех. Для этого, я уверена, они должны были начать работу над собой путем накопления серьезных знаний. Но – увы. Они оба предпочли самооправдание.
Шла первая в моей жизни вузовского преподавателя летняя экзаменационная сессия, и Надюшка упросила меня не отправлять ее в садик. Она ходила со мной на мои занятия и спокойно сидела в аудитории со студентами на консультациях и во время экзаменов. Однажды ей пришлось «дежурить» на экзаменах у Тамары Степановны Шестаковой, преподавателя ужасно требовательного. Она спокойно сидела и рисовала портреты присутствовавших на экзаменах красавиц, а потом подарила этот рисунок мне.
Свободное копирование
