Теперь расскажем про первый этаж.
Идем слева направо: слева жила баба Аня, которая работала банщицей, с сыном Гришкой, худым, чернявым татарином с темными глазами, который был вором.
Все знали, что он вор.
Даже у нас, ближайших соседей, Гришка сумел украсть хорошую тележку на четырех колесиках, на которой мы возили воду с колодца.
Чрезвычайно ценная вещь в те годы.
Брат по глупости оставил ее у калитки, и я видел, как Гришка тащил тележку по своему двору.
Но доказать факт кражи было невозможно: не пойман - не вор.
Да и опасно было.
Однажды какой-то добрый сосед из Авроры зимой бросил нам в окно металлическую шайбу, которая пробила оба стекла, и остаток зимы мы прожили, заткнув дыру в окне подушкой.
А за что, мы так и не поняли.
Предположили, что это из-за нашей собаки Робика, который сидел на привязи у забора и яростно лаял на Гришку, который часто поздно ночью потихоньку пробирался домой неизвестно откуда.
Ходил Гришка медленно, вяло, и говорил тоже медленно и вяло, и всё озирался по сторонам, будто стоял на шухере.
Потом его посадили, годика так на три-четыре, и все вздохнули с облегчением, а время быстро пролетело, и он опять ходил медленно по двору еще более худой и черный и злой.
Баба Аня, его мать, работала банщицей и неплохо зарабатывала, пуская в семейные отделения любовников, за что моя мама в беседах с моей бабушкой шепотом бабу Аню порицала.
Дело в том, что в бане тогда существовали душевые отделения для семейных, например мамы и ее разнополых детей, где она могла их всех перемыть, но попасть туда было очень непросто – они все время были заняты.
Это были, практически, места для свиданий.
Помню, как однажды, когда мне было семь лет, мама от безысходности решилась взять меня с сестрой пяти лет в общую женскую баню.
Она подумала – маленький мальчик, что такого, главное – не смотри, наказала она мне.
Но видели бы вы, что произошло, когда мы вошли: бабоньки, особенно молодые, завизжали, закрылись шайками и стали ругать мою маму, зачем, мол, привела такого взрослого парня в женское отделение.
Никогда не забуду эту картину стыда и унижения за себя и мою бедную маму.
А маме пойти в семейное отделение было еще и дорого: оно стоило, кажется, около рубля, в то время как общая баня стоила десять или пятнадцать копеек с человека.
Но любовников цена нисколько не смущала и они, разумеется мужчины, платили тете Ане хоть десятку, только бы уединиться поскорее со своей возлюбленной под горячими струями душа.
А где еще им было встречаться: в гостиницы их не пускали, а мотелей, в которых любовники любят встречаться на Западе, в СССР не было.