6 января мама умерла. В четыре вечера я подходила, слушала хриплое дыхание, в пять дыхания уже не было. Приехали из «Ритуала», увезли тело, я с Ванюшкой осталась дожидаться Алешу. Хоронили скромно, зимним холодным днем, пришли проводить человек тридцать.
Потом я бродила по сразу опустевшей квартире, вздрагивала, натыкаясь на вещи матери. По ночам мне слышались стоны, виделось, как мать сидит на диване, такая старенькая, слабая и хочет тепла, тепла, тепла…
Летом я поехала к родственникам в Сибирь, куда так стремилась мама всю жизнь. Привезла на могилу мамы земли с могилы бабушки.
Меня все так же влечет к тому месту, где стоял наш дом. Хотя бы раз в год я прихожу туда, стою возле постепенно уменьшающихся, зарастающих травой развалин нашего дома. Здесь жили самые любимые, близкие мне люди. Скоро я приду к ним.
Миша стал совсем чужим. Возобновились работы их предприятия с нашей воинской частью, Миша приезжал в командировки. Странно, я вдруг обнаружила, что мне с ним не о чем говорить. От жены он ушел, живет с другой женщиной. Ну а Павлик вообще не любитель разговаривать. Никаких девушек на горизонте нет, и не предвидится. Пыталась разговаривать, убеждать, что надо учиться, потом перестала. Что же, это его жизнь, он волен строить ее так, как ему нравится, мне самой слишком многое диктовали и навязывали, со своими детьми я так не хочу. Специалист он хороший, в компьютерах разбирается хорошо. А диплом сейчас можно просто купить или учиться за деньги, почти не получая знаний.
Отношения с Сашей поддерживаем до сих пор. Все, как всегда, непросто. Ольга продолжала пить, умерла совсем молодой от остановки сердца. Детей оформили в интернат. Старший не согласился, а над младшим Саша оформил опекунство, года три Вася жил у него. Сейчас Вася уже отслужил в армии, женился.
У Алеши хорошая, крепкая семья. Его дети, красавица и умница Ксюша, неугомонный, веселый и сообразительный Ванечка меня только радуют. Еще не теряю надежду дождаться когда-нибудь внуков и от Павлика.
Ну, и напоследок. Несколько раз снился один и тот же сон: мы узнаем, что отец не умер, просто все это время жил с другой женщиной, у него дочь – девочка лет 13. Мать плачет, а я говорю: «Радоваться надо! Я же знала, что он живой!»
А наяву Слава, уже несколько лет живший в том доме, как-то подошел ко мне: «Не знаю, говорить ли матери». Позвонила, по голосу девочка, спросила Павла Тимофеевича. Слава растерялся:
- А кто его спрашивает?
- Я его дочь из Саратова.
- Но он умер.
Она замолчала и бросила трубку». Ничего больше сказать и спросить он просто не успел.
Скорее всего, та женщина, с которой встречался отец в Саратове, когда Алеша там лечился, не выходила замуж. Сказала так отцу, чтобы не разрушать его семью. И где-то в Саратове, а может быть уже и не в Саратове, у меня живет сестра. И если ей когда-нибудь попадутся на глаза эти строчки, хочу чтобы она знала: ее отец был умным, сильным и добрым человеком, несмотря ни на что. Самым для меня дорогим.
И дом я любила. Он у меня светился, сверкал всеми своими окнами, а у Славы стоял мрачный, с закрытыми наглухо и днем и ночью шторами.
"Мне не жаль, что я здесь не прижился,
Мне не жаль, что родился и жил,
Попадись мне, кто все так придумал,
Я бы сам его здесь придушил.
Только поздно, мы все на вершине,
И теперь только вниз босиком.
Моя смерть ездит в черной машине
С голубым огоньком".
(Борис Гребенщиков)
Свободное копирование
