Последствия крестьянского бунта - 1

ПИСЬМО 179-е

   Любезный приятель! Легко можете себе вообразить, что описанное в предследующем письме происшествие произвело во мне и в домашних моих весьма глубокое впечатление. Все мы никак не ожидали такого явления, и потому было оно для нас тем чувствительнее, и мы, увидев такой беспокойный народ, начинали опасаться, чтоб и впредь не произошло тому подобного или чего-нибудь еще худшего. Однако, по благости Господней, было сие первым и последним досадным и неприятным для нас происшествием. Благоразумные меры, принятые князем и мною, прекратили все такие вздоры и восстановили навсегда ненарушимое спокойствие между крестьянами, а вкупе довели их до повиновения совершенного.

   Со всем тем не сомневаюсь я, что вы любопытны теперь знать, что произошло далее по вышеописанному делу, и какое последствие произвело отправление депутатов к князю с моим рапортом? О сем коротко скажу, что произошло то, чего я ожидал и чего ожидать было можно. Князь, прочитавши рапорт, и досадовал на дерзость мужиков, и смеялся крайнему их неразумению и глупости, и сколько ни был тих и кроток, но не преминул дать на представленных к нему депутатов превеликий окрик и, уверив сих дураков, что оброк наложен не инако как с воли государыни, как он и действительно о том докладывал императрице и получил именное на то повеление, сказал потом им, что все они за дерзость свою и неповиновение достойны величайшего наказания и заслужили то, чтоб всех их передрать кнутом или, по крайней мере, детей всех, бывших с Романом в заговоре, отдать в зачет в рекруты; что он непременно и учинит, если впредь кто-нибудь отважится тому подобное сделать. Но на сей раз из единого человеколюбия их милует и наказывает единым только приказанием заставить их без очереди две недели отправлять казенные работы.

   -- Что ж касается до возмутителя вашего, бездельника Романа, то... -- Обретясь к стоявшему подле него секретарю, сказал... -- Напишите к управителю ордер и, прописав все теперь мною говоренное, присовокупите, чтоб бездельника Романа, в наказание за его дерзновение и в страх другим, при собрании всех старост и вытных начальников и лучших в волости людей, наказал плетьми нещадно, с подтверждением, что если он и за сим отважится впредь предпринять что-либо тому подобное, то без всякого помилования отдан будет в город для суждения и учинения с ним, как с мятежником и возмутителем, по всей строгости законов, и чтоб управитель сей ордер мой для ведома прочел всем волостным начальникам и лучшим людям.

   Секретарь тотчас и намахал такой ордер, какого лучше желать мне, было не можно. Князь, подписав оный, велел его при себе господам депутатам, валяющимся у его ног, прочесть и потом им еще в подтверждение сказал:

   -- Вот, слышите, скажите всем вашим товарищам, что я на первый случай вас милую; а если вы, не перестанете дурить, тогда не просите уже от меня никакой милости, и вы тем доведете, что оброк ваш увеличится еще более, а сверх того дураков всех пересекут за дерзость и ослушание. Ну, ступайте ж и скажите о том всем и всем!

   Итак, по пословице говоря, несолоно хлебав, и принуждены были господа сии ехать назад и, обжегшись на молоке, с того времени стали дуть и на воду, ибо сие так на них подействовало, что из всех их и из прочих крестьян не посмел никто и кукнуть. Что ж касается до самого виновника всему злу, бездельника Романа, то при собрании всех старост и лучших людей и по прочтении при них ему всего княжова ордера, не преминул я велеть высечь его плетьми; однако далеко не так много, сколько он заслуживал, а весьма еще умеренно, ибо боялся с таким негодным человеком связываться, а доволен был тем, что его при сем случае все старосты и лучшие люди бранили и терзали, говоря, что ему за его дела досталось еще мало.

   Но сего негодяя не в состоянии было и все сие нимало укротить и привесть в рассудок. Он вытерпел все сечение, не произнеся не только ни малейшего вопля, но ниже одного слова, и кипел злобою не столько уже на меня, сколько на самого князя. Почему, будучи тогда отпущен жить по-прежнему в свое селение, нимало не унялся, но не переставал явно продолжать свое злословие и, не удовольствуясь тем, вздумал поступить еще далее. И как вскоре после того времени прибыл из Петербурга в Москву двор, то услышав, что государыня находится в Москве, затеял было иттить просить самое ее и подать ей на князя и на меня челобитную, наполненную бездельническими и явными клеветами. Вот каков был сей прямо негодный человек!