Теперь постараюсь вспомнить подробнее последние дни его жизни, примерно с 8 апреля.
Утро, солнечный день. Я приезжаю к Владимиру Владимировичу в Гендриков. У него один из бесчисленных гриппов. Он уже поправляется, но решает высидеть день, два. Квартира залита солнцем, Маяковский сидит за завтраком и ссорится с домашней работницей Мотей.
Собака Булька мне страшно обрадовалась, скачет выше головы, потом прыгает на диван, пытается лизнуть меня в нос.
Владимир Владимирович говорит:
- Видите, Норкочка, как мы с Буличкой вам рады.
Приезжает Лев Александрович Гринкруг. Владимир Владимирович дает ему машину и просит исполнить ряд поручений. Одно из них: дает ключи от Лубянки, от письменного стола. Взять 2500 р., внести 500 руб., взнос за квартиру в писательском доме. Приносят письмо от Лили Юрьевны. В письме - фото: Лиля с львенком на руках. Владимир Владимирович показывает карточку нам. Гринкруг плохо видит и говорит:
- А что это за песика держит Лиличка?
Владимира Владимировича и меня приводит в бешеный восторг, что он принял льва за песика. Мы начинаем страшно хохотать.
Гринкруг сконфуженный уезжает.
Мы идем в комнату к Владимиру Владимировичу, садимся с ногами на его кровать. Булька - посредине. Начинается обсуждение будущей квартиры на одной площадке (одна Брикам, вторая - нам). Настроение у него замечательное.
Я уезжаю в театр. Приезжаю обедать с Яншиным и опаздываю на час.
Мрачность необыкновенная.
Владимир Владимирович ничего не ест, молчит (на что-то обиделся). Вдруг глаза наполняются слезами, и он уходит в другую комнату.
Помню, в эти дни мы где-то были втроем с Яншиным, возвращались домой, Владимир Владимирович довез нас домой, говорит:
- Норочка, Михаил Михайлович, я вас умоляю - не бросайте меня, проводите в Гендриков.
Проводили, зашли, посидели 15 минут, выпили вина. Он вышел вместе с нами гулять с Булькой. Пожал очень крепко руку Яншину, сказал:
- Михаил Михайлович, если бы вы знали, как я вам благодарен, что вы заехали ко мне сейчас. Если бы вы знали, от чего вы меня сейчас избавили.
Почему у него было в тот день такое настроение - не знаю.
У нас с ним в этот день ничего плохого не происходило. Еще были мы в эти дни в театральном клубе {25 февраля 1930 года В. Маяковский читал "Во весь голос" на открытии клуба театральных работников.}. Столиков не было, и мы сели за один стол с мхатовскими актерами, с которыми я его познакомила. Он все время нервничал, мрачнел: там был один человек, в которого я когда-то была влюблена.
Маяковский об этом знал и страшно вдруг заревновал к прошлому. Все хотел уходить, я его удерживала.
На эстраде шла какая-то программа. Потом стали просить выступить Владимира Владимировича. Он пошел, но неохотно. Когда он был уже на эстраде, литератор М. Гальперин {М. П. Гальперин (1882-1944) -драматург, переводчик.} сказал:
- Владимир Владимирович, прочтите нам заключительную часть из поэмы "Хорошо!".
Владимир Владимирович ответил очень ехидно:
- Гальперин, желая показать мощь своих познаний в поэзии, просит меня прочесть "Хорошо!". Но я этой вещи читать не буду, потому что сейчас не время читать поэму "Хорошо!".
Он прочитал вступление к поэме "Во весь голос". Прочитал необыкновенно сильно и вдохновенно.
После того, как он прочел, несколько минут длилась тишина, так он потряс всех и раздавил мощью своего таланта и темперамента.
У обывателей тогда укоренилось (существовало) мнение о Маяковском как о хулигане и чуть ли не подлеце в отношении женщин. Помню, когда я стала с ним встречаться, много "доброжелателей" отговаривало меня, убеждали, что он плохой человек, грубый, циничный и т. д.
Конечно, это совершенно неверно. Такого отношения к женщине, как у Владимира Владимировича, я не встречала и не наблюдала никогда. Это сказывалось и в его отношении к Лиле Юрьевне и ко мне.
Я не боюсь сказать, что Маяковский был романтиком. Это не значит, что он создавал себе идеал женщины и фантазировал о ней, любя свой вымысел. Нет, он очень остро видел все недостатки, любил и принимал человека таким, каким он был в действительности. Эта романтичность никогда не звучала сентиментальностью.
Владимир Владимирович никогда не отпускал меня, не оставив какой-нибудь вещи "в залог", как он говорил: кольца ли, перчатки, платка. Как-то он подарил мне шейный четырехугольный платок и разрезал его на два треугольника. Один должна была всегда носить я, а другой он набросил в своей комнате на Лубянке на лампу и говорил, что, когда он остается дома, смотрит на лампу и ему легче: кажется, что часть меня - с ним.
Как-то мы играли шутя вдвоем в карты, и я проиграла ему пари. Владимир Владимирович потребовал с меня бокалы для вина. Я подарила ему дюжину бокалов. Бокалы оказались хрупкие, легко бились. Вскоре осталось только два бокала. Маяковский очень суеверно к ним относился, говорил, что эти уцелевшие два бокала являются для него как бы символом наших отношений, говорил, что, если хоть один из этих бокалов разобьется - мы расстанемся.
Он всегда сам бережно их мыл и осторожно вытирал.
Однажды вечером мы сидели на Лубянке, Владимир Владимирович сказал:
- Норкочка, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я хотел тебе написать стихи об этом, но я так много писал о любви - уже все сказалось.
Я ответила, что не понимаю, как может быть сказано раз навсегда все и всем. По-моему, к каждому человеку должно быть новое отношение, если это любовь. И другие слова.
Он начал читать мне все свои любовные стихи.
Потом заявил вдруг:
- Дураки! Маяковский исписался, Маяковский только агитатор, только рекламник!.. Я же могу писать о луне, о женщине. Я хочу писать так. Мне трудно не писать об этом. Но не время же теперь еще. Теперь еще важны гвозди, займы. А скоро нужно будет писать о любви. Есенин талантлив в своем роде, но нам не нужна теперь есенинщина, и я не хочу ему уподобляться!
Тут же он прочел мне отрывки из поэмы "Во весь голос". Я знала до сих пор только вступление к этой поэме, а дальнейшее я даже не знала, когда это было написано.
Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы
разбрасываю разломавши *.
{* В. В. Маяковский, Полн. собр. соч. в 13-ти томах, т. 10, с. 286.}
Прочитавши это, сказал:
- Это написано о Норкище.
Когда я увидела собрание сочинений, пока еще не выпущенное в продажу, меня поразило, что поэма "Во весь голос" имеет посвящение Лиле Юрьевне Брик.
Ведь в этой вещи много фраз, которые относятся явно ко мне.
Прежде всего кусок, который был помещен в посмертном письме Владимира Владимировича:
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид, -
начало "Любит? не любит?" не может относиться к Лиле Юрьевне; такая любовь к Лиле Юрьевне была далеким прошлым.
И фраза:
Уже второй
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить
1928 г.
Вряд ли Владимир Владимирович мог гадать, легла ли Лиля Юрьевна, так как он жил с ней в одной квартире. И потом, "молнии телеграмм" тоже были крупным эпизодом в наших отношениях.
Я много раз просила его не нервничать, успокоиться, быть благоразумным.
На это Владимир Владимирович тоже ответил в поэме:
Надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие
Свободное копирование
