После смерти Савицкого в Музей зачастили с проверками ташкентские чиновники и чиновники местного Министерства культуры, которые были озабочены поисками недостатков в работе сотрудников, в том числе моим отсутствием в урочные часы на службе. По результатам проверок министр культуры готовил приказ о моём увольнении за нарушения дисциплины, а вернее – за мой отказ от работы на сборе хлопка. Однажды я не выдержал придирок, пошёл к Маринике и написал заявление об уходе. Она уговаривала меня не уходить. Я чуть не расплакался и убежал.
Квон уговаривал вернуться в Музей. Он считал, что только здесь я найду себя. Но я не стремился к карьере в Музее, да и не смог бы её сделать. И поэтому полностью ушёл в преподавание. В училище я преподавал с 1984 по 1996 годы, почти 12 лет. Преподавали здесь в основном молодые художники – выпускники вузов и училищ: Рашид Латыпов, скульптор Толеген Жаксыбаев, керамист Бердыбай Тажимуратов. Из молодых помню ещё и Адыла (ах, как он пел казахские песни!), Айнабая, Нурсултана и Гулю Ембергенову, которая закончила в Ташкенте тот же факультет, что и я, – «Интерьер и оборудование». Она, умница, молодец, возродила знаменитую теперь каракалпакскую вышивку. Из «старых» же художников, кого помню, был Ислам Джаксыбаев. Среди моих студентов были очень талантливые и даже гениальные ребята. Работы некоторых из них я сохранил. Стали ли они художниками?
В начале 90-х годов, в ожидании голода в стране, я начал сушить сухари (вспомнив флотские сухари, которые на корабле запасали для тех, кто не мог есть ничего другого из- за морской болезни.) Насушил несколько огромных мешков – 200 кг. Заработка действительно не хватало на продукты, но свирепый голод так и не наступил. Поэтому один мешок я отдал Адылу, другой Исламу и ещё кому-то. Они удивились тому, что я сушил сухари, и, кажется, размололи их в толкын и съели.
Свободное копирование
