Третью квартиру Савицкий получил в 80-е годы, в новой девятиэтажке, напротив школы им. Пушкина и спортивного зала, которые я из окна рисовал пастелью и уже такой же, как была у Волика в его приезд в Нукус. В этой квартире Савицкий каждый день, не давая мне, сам мыл полы ногой (трубка для вывода пищи из брюшной полости не позволяла ему наклоняться.) Для него это было что-то вроде физкультуры. Потом будил меня. Он вставал всегда очень рано, затемно, часов в 5-6. Но и ложился часов в девять вечера, сразу после программы «Время», которую смотрел, чтобы быть в курсе того, что делается на белом свете. Тогда советское ТВ представляло конфликты в Палестине как издевательства израильтян над арабами. Савицкий, доверяя этим сообщениям, в сердцах поругивал израильтян.
С утра, до завтрака, кто-то из нас бежал в Музей открывать окна для проветривания залов и хранилищ или закрывать после проветривания. После завтрака мы отправлялись в Музей, где не замечали, как проходил день. Возвращаясь домой, Савицкий восхищался красотой ночного Нукуса, светящегося разноцветными окнами под низкими махровыми звёздами. Он восхищался на восходе или на закате тонкой игрой цвета и света на деревьях, зданиях и облаках и говорил, что только сейчас, в старости, когда он давно оставил занятия живописью, по-особому, иначе, чем раньше, видит цвет. Иногда он спрашивал сам себя: «Может быть, опять начать писать?»
Савицкий рассказывал о том, как он получил эту третью квартиру. После первой операции он лежал в нукусской больнице. В это время самая важная персона из Каракалпакии проходила в Москве медицинское обследование у кремлёвских врачей. Один из них, академик Ефуни при осмотре персоны спросил: «Как поживает Игорь Витальевич Савицкий? Как его здоровье? Говорят, он лежит в больнице». В ходе разговора дал понять – КТО такой Савицкий. После этого важная персона позвонила в Нукус и распорядилась оказать Савицкому должное внимание. И вдруг в душную многоместную палату, где лежал Игорь Витальевич, начались визиты высокопоставленных посетителей с пакетами фруктов и еды, что напоминало нечто вроде оперетты с вбегающими и выбегающими актёрами. Кто-то из тех посетителей спросил – «Игорь Витальевич, в чем вы нуждаетесь?». Савицкий, «набравшись нахальства», попросил квартиру. Вскоре ему сообщили, что он может получить ордер и ключи. После упоминания Савицкого о том, что сам он не сможет оборудовать новую квартиру для жилья, кто-то из руководителей торговли обставил квартиру «дефицитной» мебелью, а другой торговый руководитель предоставил такую же «дефицитную» импортную посуду и, почему-то, хрустальные вазы, фужеры и рюмки.
Как-то Савицкий предложил Арслану посмотреть археологические находки. Чистые, вытертые археологические черепки лежали внавалку на пыльной полированной мебели и на пышной обивке дивана, крёсел. В общем, эта квартира, как и прежние, использовалась в качестве реставрационной мастерской и хранилища Музея. Хрусталь пылился на полках, а Савицкий по-прежнему ел из металлической миски, как привык в экспедициях, в старом здании музея и на прежних квартирах.
В этой квартире писательница Милица Земская остановилась в свой последний приезд в Нукус, со своей большой дворнягой, возня с которой доставила мне ох как много хлопот. В квартире от прежних гарнитуров «импортной» мебели осталось только по одному дивану в каждой комнате. Обои отошли частью от стен, местами провисая. На кухне стоял небольшой стол и старенький холодильник с такой же старенькой газовой плитой. В зале в углу по-прежнему стоял тот же чёрно-белый телевизор, который Савицкий включал в девять часов вечера, чтобы посмотреть только Программу «Время». Земская в тот свой последний приезд в Нукус назвала меня «послушником святого Старца». Но я был не послушником, а трудником, а музей далеко не был монастырём ...
Савицкий из этой квартиры уехал в 1984 г. уехал в Москву лечиться. Я написал ему в Москву, в больницу, письмо, в котором отчаянно просил поменять мою квартиру на любую другую, поскольку дети задыхались от испарений собачьей мочи в той, первой его квартире, которую я опрометчиво выпросил у него. Ирина Коровай вернула мне через Альвину Шпаде это письмо и написала, что я поступил как апостол Пётр, который отрёкся от своего учителя Христа. Сравнение хромает, просьба о квартире – не отречение, плохо то, что просил на его предсмертном одре. Но я не верил, что он умирает, потому что… просто не верил в это.
И Арслан сказал мне, что я написал непростительное письмо. Тогда я подумал, что Савицкий не простит мне это письмо, и подумывал уйти из Музея в «халтуру», в художественные мастерские или в работу оформителем колхозных контор. 15 мая 1984 года я написал два покаянных письма: Савицкому и вдове художника Кибардина, чтобы она замолвила за меня слово перед ним.
Думаю, что Игорь Витальевич получил письмо, т. к. 11 июня он звонил из Москвы, ругал нас всех, как обычно, заслуженно и незаслуженно, а Гуле (Маринике Бабаназаровой) сказал, чтобы мне помогли с обменом квартиры. Но вскоре он умер, а без него обмен квартир был уже невозможен.
Свободное копирование
