После приезда в Нукус я сразу же отправился в срочную командировку в Казань – Савицкого попросили устроить там большую выставку картин из Музея в дни культуры Каракалпакии в Татарстане. Игорь Витальевич назвал ту декаду «Пир в Казани во время чумы в Нукусе»: у Музея тогда уже начались серьёзные финансовые трудности, а в прессе поднялся шум по поводу экологической катастрофы в Приаралье.
Прилетел я в Казань с молодым художником, окончившим Алма-Атинское художественное училище. Мы вывезли картины и экспонаты выставки, которые заняли целый товарный вагон, в котором плелись до Нукуса в этом вагоне от станции к станции целый месяц. Я спал у входа в вагон, стерёг экспонаты. А напарник спал в глубине, все боялся, что из-за этих экспонатов, которые стоили уже тогда огромные деньги, зарежут первым того, кто спит у входа. На каждой станции приходилось бегать давать «на бутылку» железнодорожникам, чтобы наш вагон быстрее прицепили к попутному товарняку. Много керамики побилось, хотя мы просили спускать вагон с горки осторожно. Наверное, одной бутылки было мало. Я очень расстраивался из-за этого и жалел, что не отказался от поездки, это была не моя обязанность, но отказать Савицкому было невозможно. Когда мы приехали в Нукус, оба были чёрные от поездной копоти и дорожной пыли. Поездку скрасили только казанские художники, которые чествовали нас в пивном ресторане, проводили до вагона и дали на обратный путь продукты. А сухари в дорогу насушили с доброй и прекрасной девушкой, в её квартире. И, конечно, дорогу скрасили пейзажи, холмы и степи России.
В том же году я поехал в командировку в Москву, куда меня вызвал Савицкий – помочь в сборе картин у московских художников или их наследников. Застал я его в Доме художников, его называют ещё «домом Фаворского» , – где жила вдова художника Кибардина. И тогда в первый раз поссорился с Игорем Витальевичем: заявил ему, что у меня семья и мне нужна квартира, что он дерёт с меня три шкуры и если не обеспечит квартирой и заработком, я в Нукусе не останусь. Тогда временами меня охватывала слепая ярость и гнев на себя. Так опостылело тащить мелкие хозяйственные дела и обязанности экспедитора Музея, вместо того, чтобы заняться живописью! Но Савицкий воспринимал это как измену Музею, – и всякий раз я смирял свою ярость перед величием его дела и до очередной вспышки. В Нукус вернулись самолётом, помирившись...