Я не мог и не хотел жить в общежитии института во время учёбы. Одно время меня приютил на Бешагаче Дима Жёлудев. В комнате Димы я делал свои проекты, задания по композиции и рисунку. И много рисовал его. Запомнился рисунок – он стоит у дверей и смотрит в дождь... Прекрасный человек и художник.
Бешагач был тогда знаменит. Это сейчас он пустынный, а тогда там ходил трамвай, множество народа гуляло в парке и купалось в Комсомольском озере. Базар Бешагача кипел, народ толпился вокруг бочек с пивом, ревели ослы в арбах, сновали арбакеши. А мы садились на асфальт у входа на базар и делали зарисовки. За озером была древняя махалля, и народ жил очень простой. Но жили там и русские дворянки, с одной из которых я подружился. В этой махалле была старинная баню, куда я еженедельно ходил купаться и постирать одежду. (Но как в этой грязной бане воняло мочой!)
Снять для меня жильё помог одноклассник Рамиль – в доме Надежды Ивановны Василины, на ул. Бешагач, дом 13. Она была учительница на пенсии, очень добрая и простодушная женщина, жила со своим сыном, Колей, гидрогеологом, большим любителем книг. Я написал несколько его портретов, один из которых купил Савицкий.
Учился с нами в институте Саидхасанов Ибрагим, которого все звали Мусик, по имени персонажа какого-то индийского фильма. Он стал одним из ближайших моих друзей в годы учёбы в институте. Мусик с подругой, Майей, жил некоторое время у меня. Из института его направили учиться в Москву, но через полгода он вернулся. Кокоткин полушутя поставил ему условие: «Женишься на Майе, тогда помогу тебе восстановиться». И свою студентку замуж выдал, и ученика восстановил в институте. (Кстати, работы Мусика очень понравились Савицкому.)
Вместе с одноклассниками и однокурсниками приходила ко мне на Бешагач Люда, одноклассница. Мы с ней ходили в кино, гуляли в парке. Как-то ко мне пришли два её брата и сурово молвили: «Женись». Я и сам был не против, но у меня были вовсе не семейные планы. Мне казалось, что жизнь продлится недолго, я жил в ожидании ядерной катастрофы и готовился к партизанской войне по книге Че, ходил по нескольку часов с отцовским военным планшетом и с рюкзаком, набитым книгами, по окрестным холмам. Как-то пешком дошёл до 22-го квартала Чиланзара и обратно на Бешагач. Я подражал Че Геваре даже в одежде, ходил в куртке и бриджах с большими карманами, в беретке со звёздочкой. А свою матросскую форму подарил Рамилю, его отец был моряком на Дальнем Востоке, и, кроме того, потому что кумиром Рамиля был Гоген, который был когда-то моряком.
Учился я без особого старания из-за «богемной» жизни, а потому со второго курса не получал стипендию. Но мать, брат или Савицкий ежемесячно присылали по 50, а то и по 100 рублей. На эти деньги жил или кутил в праздники или после просмотров/экзаменов, когда около 20 человек студентов и преподавателей собирались в моей комнате, дискутировали, танцевали, пили вино. Хозяйка дома была из Сибири и поучала нас: «Как мужики в Сибири, вы пить не умеете, они пили в два-три раза больше вас, но и ели в пять раз больше, а потому не становились алкашами. А вы все станете алкашами, если будете пить и не закусывать!». А где же было взять закуску студенту? Только у безотказной хозяйки!
В институте преподавал полгода философ, который довольно сильно пил. Впрочем, это было тогда вполне обычно для всех настоящих философов в СССР. Когда он узнал, что я знаю экзистенциалистов и их учения, которых упоминали тогда только как «мелкобуржуазных» философов, он не стал у меня принимать экзамен и просто поставил зачёт. Лекции по философии он читал изумительно. Несколько суток я провёл с ним в философских дискуссиях за огромной 20-литровой бутылью домашнего вина. По ночам, проснувшись, мы продолжали дискуссию о бытии, выпивали и опять впадали в небытие...
Я очень уставал от этой бессмысленной учёбы и обязательности псевдобогемной жизни, впадал в отчаяние и срывался на месяц-полтора в Нукус, где жил не у родителей, а у Савицкого. Ритм жизни и работы рядом с ним, его спокойствие возвращали мне уверенность в себе, после чего я возвращался к учёбе. Так случилось и когда я забросил на год учёбу в институте и уехал в Нукус к Савицкому. Мусик тогда был у Кокоткина и тот спросил обо мне: «Величайший» ещё не приехал? Увидите – он ещё вернётся в институт». Провидец! Так и случилось через год после ухода из института.
Свободное копирование
