В конце октября 1961 года, вскоре после приезда Митрополита из Крыма, на квартире одной дамы, которая была домашним врачом Владыки, раздается звонок. Говорит Митрополит, по обыкновению, вежливо и мягко: «Я, кажется, плохо себя веду. У меня повышенная температура. Прошу вас ко мне приехать». Врач поспешила к Владыке. Действительно, он болен. Температура высокая. Вызвали еще одного врача — специалиста. Диагноз: воспаление легких. Необходимо поместить в больницу. Просили у Митрополита разрешения позвонить в Патриархию, к Зернову, бывшему секретарю Митрополита, ныне рукоположенному во епископа, управляющему делами Патриархии. Владыка сначала сказал: «Не хочу!» Потом дал себя уговорить. Показал на телефонную книгу: «Посмотрите на фамилию „Зернов“, его фамилия и телефон подчеркнуты».
Позвонили. Через 20 минут звонит епископ Киприан Зернов:
«Скажите Владыке, что в Кремлевской больнице его ждут. Пусть едет».
На другой день Владыку перевезли в больницу. Идти он не мог. Надо было нести на носилках. В дверь носилки не проходили. Пришлось выломать окно. Вынесли носилки ногами вперед. «Как покойника», — сказал Владыка.
Он лежал в мрачных стенах Кремлевской больницы больше месяца. Никого к нему не пускали. При нем неотлучно находилась его домашний врач. Однажды Владыка сказал: «Я знаю, вы очень устали, но, если у вас осталась хоть капелька силы, поезжайте к ней, расскажите обо мне». Речь шла о княгине Бебутовой, старом друге Митрополита, 90-летней старушке, жившей в Измайловском. Однажды Митрополит послал к одному молодому священнику, отцу Оресту, когда-то им рукоположенному, который служил тогда на Рогожском кладбище.
«Пойдите к Оресту. Пусть даст вам в целлюлозе запасные дары. Я хочу причаститься». Причастился. А через несколько дней наступил Конец.
13 декабря 1961 года, в день апостола Андрея Первозванного, он сказал врачу в 4 часа утра:
«Кажется, я умираю. Обещайте мне, что, пока вы живы и жива она (княгиня Бебутова), вы ее не оставите». Доктор обещала.
Владыка перекрестился и закрыл глаза. Через некоторое время последовала смерть.
Похороны Владыки также имеют целый ряд характерных особенностей. Владыку решено было хоронить в Лавре, хотя Лавру он не любил и никогда не думал быть там похороненным.
14 декабря с большим трудом пробились в покойницкую больницы. Нашли обнаженное тело Владыки. На ноге чернильным карандашом было написано: «Ярушевич» (фамилия Владыки). Надели на Владыку подрясник и монашеский параман. Присутствовали: только что рукоположенный священник от. Димитрий Дудко, от. Виктор Жуков (от Патриархии), Володя Рожков, который плакал навзрыд. Положили в гроб, повезли в Лавру.
17 декабря состоялись похороны. Отпевали в трапезном храме, где Владыка несколько месяцев назад, на Пасху, отслужил в последний раз литургию. Было много народу, но далеко не все желающие смогли попасть на похороны, так как в восемь часов утра неожиданно перестали ходить поезда. Не ходили до 3-х часов дня, до окончания похорон.
Служили литургию три апробированных архиерея: Митрополит Питирим (через 10 месяцев также умерший). Архиепископ Одесский и Херсонский Борис и Епископ Дмитровский Киприан (пресловутый Зернов).
На отпевание вышел взволнованный, с покрасневшими веками Патриарх — его долго готовили к известию о смерти его долголетнего — в течение 40 лет — сотрудника, с которым его связывали сложные отношения, и еще несколько архиереев. Народ стоял с зажженными свечами, по церкви шныряли шпики. В притворе было много венков.
Патриарх прочел разрешительную грамоту, сказал несколько взволнованных слов. И потянулась длинная очередь к гробу, для последнего прощания.
Я также подошел к гробу, поцеловал руку Владыки, такую теперь маленькую и жалкую. И вопреки всякому этикету, повинуясь внезапному чувству, перекрестил тело Владыки, которое через несколько минут перенесли в усыпальницу, в подвале «ротонды» — круглого небольшого храма в честь Смоленской иконы Божией Матери, небольшой церковки, построенной в XVIII веке. Я вернулся домой, к себе в Ново-Кузьминки, поздно вечером и тотчас сел писать некролог памяти Владыки, который прилагаю здесь.
Так я простился с человеком, которого я знал 35 лет. Так простилась с ним русская церковь.