Тем временем в Москву из Питера приехал новый Митрополит Крутицкий и Коломенский Питирим Свиридов. Кроткий, тихий и совершенно рамолизованный старичок. Бояться его ни властям, ни кому-либо еще не приходилось. В Питер на Митрополичью кафедру был назначен Пимен Извеков, нынешний Патриарх.
Лишь в начале ноября (как сказано выше) вернулся в Москву Митрополит Николай. На вокзале его встретили лишь два человека: его бывший секретарь Владимир Талызин (по должности) и Володя Рожков (ныне протоиерей), бывший иподиакон Митрополита Николая, милый, добрый мальчик, искренне привязанный к Митрополиту Николаю. Никого из близких к Митрополиту людей больше не было.
Как мало на свете добрых людей. «Придите, ублажим Иосифа приснопамятного».
Прямо с вокзала Митрополит проехал в свою резиденцию, в деревянный дом в Бауманском переулке, где отныне предстояло ему провести последний год его жизни. Сумрачный и одинокий это был год.
Вначале Митрополита Николая хотели услать в один из сохранившихся монастырей. Владыка категорически отказался, заявил:
«Я гражданин, прописанный в Москве в Бауманском переулке, — и буду жить здесь».
Перед таким категорическим отказом власти отступили. На скандал, связанный с применением прямого насилия, не решились. Зато отказывали Митрополиту в служении. Со времени своего ухода на покой Митрополит Николай служил лишь дважды: в рождественскую ночь с 6-го по 7 января 1961 года в Елоховском соборе, где он сослужил Патриарху и своему преемнику Митрополиту Питириму.
В Светлую ночь Митрополит Николай написал Патриарху следующее письмо: «Первый раз в жизни в Светлую ночь я не в храме, сижу один в своей комнате и плачу». После этого ему было послано приглашение отслужить литургию на Светлой неделе в четверг, в трапезном храме Троице-Сергиевой Лавры. Это было его последнее служение.
С огорчением вспоминаю, что этот последний год жизни Митрополита ознаменовался инцидентом, связанным с пишущим эти строки. И опять приходится говорить о тяжелом долге историка.
Весной 1961 года, когда я заканчивал 1-й том «Обновленчества», я писал о том, как в Питере в это время развивался церковный раскол. Вынужден был рассказать и о роли Митрополита (тогда епископа) Николая в расколе в 1922 году. Говорил в связи с этим с Митрополитом по телефону. Договорились, что я пришлю написанное через Володю Рожкова. Володя выполнил мою просьбу, передал Митрополиту написанное. Митрополит сделал ряд замечаний, которые я помещаю в виде приложения к 1-му тому «Очерков по истории церковной смуты».
К Пасхе я послал Владыке по обыкновению поздравление и получил милый, любезный ответ. Хуже было осенью. По просьбе Владыки я послал ему опять через Володю главу о петроградской автокефалии (в 1923 году), в которой Митрополит играл первенствующую роль. Там были отзывы, на которые Владыка обиделся. Осенью Владыка был в Крыму, откуда написал Володе (тогда уже диакону Елоховского собора) письмо, в котором были следующие горькие строки, относящиеся ко мне: «Прочел произведение твоего друга. Что тебе сказать? Опять он увлекся и сделал ряд выпадов, неверных и некрасивых, в адрес Епископа Петергофского (таков был титул Митрополита в 1922 г.), и так несправедливо оплеванного своими собратьями. Это еще одна (небольшая) капля горечи в чаше, которую пришлось испить».
Это письмо Володя дал мне прочесть в ноябре 1961 года. Я не успел объясниться с Владыкой, так как тотчас по приезде из Крыма он заболел, а вскоре последовала его смерть.
Мне остается одно — самое тяжелое. Рассказать о смерти и предсмертной болезни Митрополита.
Свободное копирование
