9 декабря 1941 года, получив откомандировочные документы, я возвращалась на завод с военной службы. Простояв на трамвайной остановке около переполненного народом, но не движущегося трамвая и основательно промерзнув, так как мороз в эту зиму 41—42 гг. был лютый, я вместе с другими работниками нашего завода решилась идти пешком — расстояние приблизительно в двенадцать километров. Людей шло много, никто не соблюдал правил уличного движения. Шли не только по панели, но и по дороге, и по трамвайным путям. Некоторые граждане, не отдавая себе отчета в происходящем, ворчали на отсутствие транспорта, на «не умеющих работать трамвайщиков». С того дня на нашей трассе прекратилось трамвайное движение и обезжизненные вагоны так и оставались стоять на заносимых снегом трамвайных путях.
Завод наш в это время еще работал. Поликлиника, которая при директоре тов. Устинове была любимым детищем завода, продолжала, в первую очередь, снабжаться теплом и светом и при преемнике Устинова директоре Волосатове. Но внешний вид поликлиники очень изменился. Снаружи окна были заделаны уродливыми деревянными ширмами и засыпаны садовым песком. Внутри окна были заделаны синей бумагой и черными шторами. Дневной свет внутрь первого этажа не проникал, и работать приходилось с электрическим освещением, которое у нас еще было до начала 1942 года. В кабинетах было тепло, работали водопровод, телефоны и радио.
Между тем как в городе в это время была уже совершенно другая картина. Ленинград был погружен в тьму, не было электрического освещения, перестал работать водопровод. Чтобы добыть воды, надо было идти на Неву и доставать воду ведром на длинной веревке прямо из проруби или можно было достать воду из уличного колодца, но там вода была химически нечистая, и пользоваться им было рискованно. Канализация совершенно развалилась, горы нечистот начали расти под окнами и у подъездов домов. Топлива в городе не было. Усиленно продолжалась эвакуация мирных жителей и учреждений.
Наконец перестало работать радио, жизнь замирала. Вернувшись в поликлинику, я нашла в ней много изменений. В начале войны пришлось закрыть рентгеновский кабинет, так как весь персонал, обслуживающий его, был призван в Красную Армию. Не работал душ.
Многих товарищей я не встретила: ушли в Красную Армию хирурги Шведова, Бондаренко, зубной врач Зарайская, многие медсестры. Ушел в партизанский отряд доктор Никифоров. Закрыли кожный кабинет. Дерматолог Туманова переключилась на работу хирурга и вскоре возглавила всю хирургическую помощь на заводе раненым во время обстрела и бомбежки.