С первых дней Генуэзской конференции положение русских значительно ухудшилось. Рабочие, трамвайные служащие, железнодорожники и уличная толпа почувствовала свою силу. Повсюду чувствуется торжество коммунизма. Европа встречает большевиков, как не встречала царя. Еще до начала конференции в иностранных газетах началась травля русских. Особенному гонению подверглась Русская армия, и открыто писалось о предстоящем покушении на жизнь генерала Врангеля. Почти одновременно во всех пограничных с Россией государствах начались преследования русских, контрреволюционеров. Сначала в Польше, а затем в Эстонии, Латвии, Румынии, Австрии и Болгарии начались массовые аресты и выселения русских беженцев.
Первоначально газеты сообщали, что по требованию большевиков в Европе ликвидируются монархические организации, но потом оказалось, что громадное большинство арестованных никакого отношения к монархическому движению не имеет. Впечатление получалось странное, и смысл этих репрессий по отношению к русским был непонятен. Положение несколько прояснилось, когда вместе с торжественной встречей большевиков в Генуе повсеместно начались запросы депутатов своим правительствам по поводу пребывания русских за границей.
Первая начала Болгария. Депутат Луканов, адвокат по профессии, сделал запрос своему правительству, требуя энергичных мер по борьбе с русской контрреволюцией, нашедшей приют в Болгарии. Вслед за ним какой-то сербский депутат требовал в Скупщине изгнания русских из Сербии. Затем чехословацкий депутат сделал запрос по поводу пребывания русских в Чехословакии. Даже Германия объявила регистрацию русских беженцев и проектирует снабдить каждого русского желтым билетом.
Европа шла навстречу большевикам и старалась всячески угодить генуэзским гостям, издеваясь над русским беженством. Высшего напряжения это состояние Европы достигло тогда, когда газеты оповестили о милостивом приеме советской делегации в Генуе итальянским королем и о приглашении им большевиков к завтраку. Бог знает чем бы кончилась для нас, русских, Генуэзская конференция, если бы ее не сорвали германцы, войдя в сепаратное соглашение с большевиками. Конференция провалилась, и этим Россия была спасена. Вопрос остался открытым и по отношению к беженцам. Европа, а за ней и второстепенные государства почувствовали себя сконфуженными, тем более что Америка отнеслась отрицательно к затеям Европы, и к тому же по всему свету распространилась весть, что Ленин болен прогрессивным параличом.
Мы не вникаем в эту политическую конъюнктуру, но мы никак не можем умолчать, что некоторым удовлетворением для нас служило печатное слово, ополчившееся против генуэзского скандала. Наконец-то раздались голоса современного культурного мира! Впервые прозвучал голос протеста против гнусной европейской политики! Газеты самых разных направлений сходятся в этом вопросе, и все одинаково осуждают современную Европу. Тем не менее для русских беженцев Генуэзская конференция не прошла даром.
Обострившиеся отношения к русским не могли сразу войти в норму, и в свою очередь русские не могут подавить в себе чувство ненависти и презрения к своим прежним союзникам. Конечно, люди реагировали раз -но, но нет, кажется, ни одного беженца, который не испытывал бы обиды, читая отчеты о генуэзских событиях. Итальянский король с чувством жмет руку Чичерину, и архиепископ Генуэзский дружески с ним беседует; Ватикан заключает с большевиками соглашение; представители великих держав устраивают большевикам обеды, ужины, рауты. Большевики во фраках танцуют на балах, устраиваемых Европой...
Таковы факты. И это происходит в то время, когда из России с быстротой молнии по радио идут сообщения о глумлении над Церковью, о массовых расстрелах духовенства, об аресте Патриарха Тихона, о повсеместных восстаниях против Советов. Мы не высказываем своих взглядов, а резюмируем лишь газетные сообщения. Нельзя быть спокойным, и мы отлично понимаем состояние тех, кто не был в силах пережить эти глумления над своей Родиной и русским народом.
Газета «Новое время» пишет: «К нам поступают сведения из Константинополя, Софии и других центров сосредоточения русской эмиграции о многочисленных самоубийствах отдельных русских эмигрантов. Причины самоубийств почти во всех случаях тождественны: невозможность дальше выносить унижения, выпавшие на долю народа-победителя в великой войне, разочарование в культуре Запада и в духовной ценности мировой цивилизации. В одном из предсмертных писем говорится: после мирового генуэзского позора - стоит ли жить?»
Правда, есть категория людей, которая, не имея своего суждения и привыкши преклоняться перед Европой, говорит: «Это не нашего ума дело». Они полагают, что под этим безобразием кроется глубокий смысл. Но мы имеем факты. Вдовствующая Императрица Мария Федоровна не пожелала принять итальянского короля, когда он после Генуэзской конференции пожелал повидать ее. Императрица велела передать королю, что она не желает его видеть.
Мы тоже когда-то преклонялись перед европейской культурой, но война и последующие события в корне изменили наши суждения. Это не минутное впечатление и не плод обиженного самолюбия. Мы испытывали себя и старались мыслить объективно, учитывая свое моральное состояние, и пришли к выводу, который соответствует взгляду громадного большинства просвещенных русских людей. Технические завоевания в Европе, пожалуй, мы оспаривать не будем, но во всех прочих отношениях могущественная Россия стояла недосягаемо выше европейского уклада жизни. То, что мы видели сами, чему были свидетелями, поражает своей убогостью, узостью взглядов и отсутствием культурного духа.
Культура франка, кроны и фунта стерлингов - это то, что стоит на Западе выше всякого внутреннего содержания. Я почувствовал однажды это свое превосходство особенно сильно, когда как-то во дворе, греясь на солнышке, я видел, как «ужарил по морде» свою дочь, 16-летнюю барышню-гимназистку, профессор Микуличич. Выйдя из подъезда, он обратился ко мне с вопросом, не видал ли я Эмицу. Я сказал, что она только что завернула за угол. В этот момент Эмица возвращалась обратно, и я видел, как профессор, подойдя к ней, развернулся и ударил ее со страшной силой «по морде» (иначе назвать этот удар нельзя). Я весь встрепенулся, и мне показалось, как будто что-то хрустнуло. Эмица схватилась обеими руками на щеку. Я слышал далее неистовый крик профессора и понял, что Эмица унесла с собою какой-то ключ.
Профессор Микуличич получил образование в Германии и считается профессором немецкой школы. В косую сажень в плечах, громадного роста, плотный, здоровый, он обладал невероятной силой, но не духовной, конечно, а физической. И я подумал: мыслимо ли было бы что-нибудь подобное в России? А между тем профессор был демократ, в современном значении этого слова, и глубоко возмущался приговором суда, приговорившего к смертной казни убийцу министра Драшковича.
Зараженная большевизмом Европа с ее демократическими правительствами из журналистов и адвокатуры нам противна и напоминает нашу «керенщину». Просвещенные люди и люди прежнего порядка отлично это видят, но они загнаны новыми демократическими лозунгами в подполье и голоса не имеют. Главенствует демократия и коммунисты. Наилучшим показателем этого невозможного положения является начавшийся в разгар Генуэзской конференции погром русского беженства в Болгарии. Из Болгарии русских гонят. Их арестовывают, бьют, грабят, издеваются, и болгарская интеллигенция молчит, не смея возвысить своего голоса.
Агитация идет из Генуи, и бог знает чем все это кончится. Общее мнение таково, что одной Болгарией это гонение не русских не ограничится. Рабочие массы, пролетариат, простонародье и отчасти демократия стоят на стороне большевиков и к беженской белогвардейской массе относятся враждебно.
Не далее как на прошлой неделе А. Д. Младенцева проходила со своим знакомым студентом улицу в то время, когда перед ними шел трамвай. Кондуктор, стоявший на площадке, без всякого повода крикнул им: «Русские мерзавцы!» В Загребе происходят беспорядки по случаю бракосочетания короля Александра. Хорваты, ненавидя сербов, кричат: «Долой короля - это не наш король!» Между хорватами и сербами происходят уличные баталии. Есть убитые и раненые. Самостийное движение у хорватов связано с проявлением большевизма, а большевизм переплетается с демократизмом. Рабочие и пролетариат кричат: «Смерть буржуям», а демократия требует «власть народу».
Нам приходилось иногда встречаться с людьми высшего общества, так называемой аристократией. Мы были приглашены раза два-три к графине Шавгоч и ее родственникам, и в этих домах мы познакомились с невозможным положением местной буржуазии. Прекрасные дома их реквизированы, и им оставлено по две-три комнаты. Имения у них отобраны, и ничего им за них не уплачено. Оставлены лишь усадьбы и цензовые участки. В общегосударственной жизни этот класс населения никакой роли не играет и живет обособленною, замкнутою жизнью. Здесь, в этой среде, конечно, отлично понимается положение русской эмиграции, но русская среда им чужда, и потому особого интереса к русским делам здесь нет. У них свои заботы, и притом они тяготеют к немецкой культуре. Есть даже русофобские круги, которые просто отворачиваются от русских. <.. .>
Свободное копирование
