Дневник - 17

1980 год. 8 октября. Правила Карнеги

       По телевидению показывали фильм "Восход над Гангом" по книге Мирзо Турсун-Заде, о том, как в начале века индус шел к Ленину. Само название подразумевало, что восход состоялся, и сейчас  над Индией яркий день.

На самом же деле, до восхода далеко, как и 70 лет назад, так же миллионы людей гибнут от голода,  миллионы едва сводят концы с концами.

Одно утешение — приобрели независимость.

4 ноября. С 8 сентября по 30-е находился в профилактории, лечился электрофорезом, грязью, массажем.  К концу процедур почувствовал, что хруст в шее прошел,  но боль в левой части так и осталась, вероятно,  неизлечимо.  В профилактории продолжал бегать, когда работал во вторую.  Бегалось легко, и стал бегать по 60 мин.

Добежал до санатория "Лесное". На другой день, до начала троллейбусной линии Старого города, потом решил пробежать по шоссе вдоль п/л, мимо яхт-клуба, дома отдыха "Сосновый бор" и опять прибежал к троллейбусной линии, только с другой стороны, и снова решил разведать дорогу, и побежал по ответвленному шоссе, которое привело к поселку "Лесное".

Последняя пробежка состоялась 31 октября. На следующий день температура упала до -5.  А я так и не смог купить лыжную шапочку,  а бегать с открытой головой рискованно, и решил прекратить. Изредка срываются отдельные снежинки, чуть забелив зеленую траву.

Иностранцы в Союзе не платят налог на автомобиль, как наши жители, а советские за рубежом платят налог.

Цзян Цин в 80-м году 66 лет. В эти дни в Китае устраивают суд над "бандой четырех". Главная обвиняемая — Цзян Цин.

14 ноября. Два месяца не ходил в объединение, не было времени, желания, боялся вопроса: что новенького? А новенького нет. Разленился.

На прошлой неделе на заводе была лекция "искусство человеческих отношений". Хотел было не ходить. Что можно нового и интересного сказать? А оказалось, что был не прав. Лектор подбросила информацию, в которой сильно нуждался. Давно написана книга Дейла Карнеги "Как приобретать друзей".  

В первый же выходной пошел в библиотеку и взял журнал "ЭКО" за 78 г.

Очень интересная книга. Оказывается, во многих случаях неправильно поступаю, то есть я невоспитанный человек.  Именно,  хорошо воспитанному, эта книга не нужна. Но когда в детстве на тебя не обращали внимания, то очень трудно самому выходить на правильный путь.

Я сам дошел до истины, что собеседник, прежде всего, нуждается в слушателе, и я был зачастую им,  но иногда самому хотелось говорить, не выдерживал и пускался в излияния. Конечно, беседа, особенно товарищеская, невозможна без диалога. Теперь я буду осмотрительнее. О многих правилах поведения я догадывался, но иные были откровением.

Я не знал, что нужно быть дипломатом, и поступаться своей гордостью,  зажимать её в кулак, чтобы взять на крючок собеседника. Не знал, что в споре не нужно доказывать свою правоту. Обычно я побеждал в споре, а если встречал яростного спорщика, то прекращал спор, так как видел, что этому бесполезно доказывать, он не прислушивается к логическим доводам. И еще одно правило для меня трудновыполнимо. Улыбаться. Это я не умею.

Еще в школе соседка по парте Нелли Артамонова отучила улыбаться, передразнив мою улыбку. Я улыбался одними губами, не показывая зубов.  И, чтобы не давать повода для насмешек, перестал улыбаться, а потом это вошло в привычку.  Вернее, улыбался гораздо  реже, чем надо было, и только при близких и хороших товарищах.

Чисто интуитивно я говорил людям хорошее, но только тогда, когда это действительно соответствовало  истине, а Карнеги утверждает, что так действовать нужно во всех случаях. Я знал утверждение,  что льстят тем,

кого боятся.  Поэтому я никогда не льстил.  Карнеги пишет,  что лесть это то, когда человеку говорят то,  что он сам о себе думает.

Поэтому, когда я вошел в комнату, пропустив вперед Воронцова, то подумал, что Валя встречает меня по всем правилам Карнеги — радостно,  приветливо, сияя ослепительной улыбкой. Не знаю, отштудировала ли она эту книгу, но ведет себя именно так,  как воспитанная и обаятельная женщина.

Возможно,  это идет у нее от характера, что более ценно,  нежели искусственно подогреваемая доброжелательность. Несмотря на то, что не все собрались, ей не терпелось похвастаться результатами своей поездки в Москву,  и она начала рассказывать,  предварительно узнав у меня о причине столь долгого отсутствия.  Я коротко ответил, что был в профилактории.  Этим реабилитировал себя.

Предварительно Валя созвонилась с  Митрофановым Ильей Григорьевичем,

главным редактором издательства "Молодая Гвардия",  которому была поручена работа с лит. объединениями. И через три дня сама выехала в Москву и встретилась с  ним.  Немудрено,  что ей удалось своим обаянием расположить к себе Илью, и тот был готов на многое,  чтобы хоть чем-то угодить красивой женщине.

Вручила наши рукописи и все мои рассказы, единственную прозу, больше прозы ни у кого нет. Не верится, что меня напечатают, но все же какая-то надежда. Появляется стремление писать и надежда, что, возможно,  когда-нибудь и напечатают.

Я вел себя согласно правилам Карнеги, и подумал, что мне не приходится сильно ломать себя, чтобы соответствовать, единственно, что трудно дается, это — улыбки.  Нужно учиться.

Хорошее правило: никогда не говорить дурно о ком-то, только хорошее.  А в жизни часто получается так, что мы любим посплетничать о ком-то, перемыть ему косточки.  Правда, я вслух осуждаю только тех, кто достоин осуждения, и, думаю, вряд ли нужно деликатничать и давать мерзавцу спокойно жить. Не встречая сопротивления, они считают себя, чуть ли не героями и выдающимися личностями.

Вообще-то, над правилами нужно задуматься и стремиться их выполнять, они не идут против человеческой морали. Если бы все выполняли их, то жизнь была бы намного спокойней. То и дело видишь, как люди по ничтожному поводу взрываются раздражением и долго не могут успокоиться, напрасно истрачивая свои нервы, и вконец портят себе характер.

Нужно научиться быть терпеливым. Многие считают меня терпеливым и спокойным, и когда я взрываюсь, то удивляются и говорят: "в тихом болоте черти водятся". Я ничего не отвечал на это утверждение, которое подразумевало,  что у говорившего нет чертей, а это весьма сомнительно.

Как в большинстве случаев, после объединения я прихожу домой и долго не могу уснуть от возбуждения. Слишком много впечатлений. В три часа ночи проснулся и вспомнил Ивана Стремякова, который каждый раз приглашает меня к себе,

я обещаю, но не иду. А он, возможно, нуждается в общении, в поддержке, в совете. Может быть, семья ему гораздо нужней, чем поэзия, а сказать это некому.  Большинство друзей равнодушны к чужой беде и не осуждают его уход. Надо будет сходить к нему, и подсказать ненавязчиво, между прочим.

Почувствовал,  что могу размышлять до утра, и время,  которого так всегда не хватает, уйдет впустую, встал и сел писать.

Вот уже и пять утра. Поставил варить яйца, попью чай и на работу. Часто думаю,  плохо то, что в бригаде не с кем поговорить.  Проблемы,  которые волнуют меня,  больше ни в ком не  находят отклика. Товарищей по работе больше волнуют возлияния, игра в покер, или в карты. Другие на перерывах вечно жуют одну тему — недостатки в нашей жизни.  

И я уже к ним не подсаживаюсь,  знаю, что ничего интересного не скажут.  Иду к своему шкафу дремать, или читать, или говорить с Володей, который постоянно брюзжит,  все время недоволен то одним,  то другим,  и не замечает,  как некрасиво выглядит вечный брюзга. Ему никто не нравится. Во всех находит только плохое.

Невольно думаешь, а что же во мне ему не нравится? Это отталкивает от дальнейшего сближения, несмотря на то, что мы находим общие темы. Вернее, в большинстве случаев,  я его заведу,  а сам слушаю, лишь изредка пытаясь и сам высказать свою мысль.

Друзей у него нет,  а выговориться хочется. От одиночества страдает прежде всего он сам. Правда,  он говорит,  что у него есть друг, работающий где-то большим начальником,  и они изредка, по большим праздникам встречаются. Но, как я понял, да и можно догадаться, что такие люди,  как этот начальник, не будут сидеть и молчать,  выслушивать горести другого, а будут сами токовать, как глухари. Так что эти встречи облегчения Володе не доставляют, а лишь вызывают зависть, что при его уме и он мог бы жить в такой шикарной обстановке, и так же ездить по заграницам.

С женой у него  натянутые отношения,  как он говорит, живет ради дочки, в которой души не чает,  не догадывается,  что через десять лет он ей совершенно будет не нужен,  и своим воспитанием, своей излишней любовью, только портит её.  Позже она,  хотя и будет его любить больше своей матери,  но обязательно выскажет упрек за то, что он воспитал её такой.  Отцовская непомерная любовь портит так же, как и материнская.

Так оно и произойдёт. Начнёт встречаться с плохим парнем, который для неё станет самым лучшим, а отец будет обзывать её погаными словами:

— Я для неё столько хорошего сделал! А она, сучка, что вытворяет?!

У меня тоже нет друзей,  но это потому, что я знаю — друзья очень обременительны, они отнимают массу времени, которого вечно не хватает, и жаль на кого-то расходовать, и потом, в моем возрасте я слишком критически ко всем отношусь.

В юности не задумываемся, что за человек,  хороший или плохой? Судьба выбирает нам друзей почти точно так же как и родителей. Подросток и юноша дружит с теми,  кто рядом, а кажущаяся свобода выбора, лишь только кажущаяся. Дружба бескорыстна. А сейчас сто раз отмеришь, прежде чем придешь к какому-то решению, то есть,  еще раз убедишься, что без друзей лучше.

Иван Руднев неплохой парень, моего  года рождения, прост, доброжелателен, но излишне категоричен в суждениях и оценках. Не делает попыток для дальнейшего нашего сближения, т.е. я ему не нужен, а это уже отталкивает. Стремяков меня приглашает, я не иду. Что-то меня сдерживает от сближения, И не пойму — что?

Может быть, то, что он приглашает не только меня, а всех.  Я слышал, как он и другим делал такие приглашения, а это уже отталкивает. Каждый хочет быть единственным и неповторимым, а при таких условиях этого  чувства не возникает. Сдерживает еще моя застарелая застенчивость: я не могу подойти на улице к человеку и запросто с ним заговорить,  не могу здороваться с человеком, не будучи представленным ему,  поэтому удивляюсь, когда другие начинают первыми здороваться.  Это похоже на беспардонное вмешательство в личную жизнь без разрешения.

Не могу понять поведение Любы Бессоновой. То ли это кокетливая девица, готовая всем строить глазки, то ли она выделяет меня из всех, и доверяет свои горести. Много лет она была прикована к постели туберкулезом кости. Мечтает поездить, но нигде не была дальше Куйбышева, боится умереть, ребенка не на кого оставить, и как я понял, с мужем не очень ладит.

 (Этот ребенок вырастет и станет наркоманом, вынесет из дома всё, что можно.)

Все это она выложила,  пока сидела рядом с Валей, которая в это время читала вслух журнал "Литературная учеба". Это было невежливо во всех отношениях, и мне было очень неловко, я не мог перебить Любу, попросить помолчать, так как нанес бы ей смертельную обиду: она откровенничает, а её просят заткнуться. И все равно, мне приходилось быть к ней невежливым, я должен был сидеть с каменным, неподвижным лицом, чтобы не обижать Валю своей реакцией на рассказ Любы.

Она бесцеремонна с Валей,  потому что та для неё просто подружка и ровесница,  и не считает нужным,  хотя бы для видимости, поддерживать её авторитет, а, наоборот, при каждом удобном случае низвергает, если в чужих глазах Валя стоит на пьедестале.

Так, весной рассказывала о причине, по которой не ходит в "Лиру" — не поладила с Корниловой,  с которой,  вероятно,  обращалась точно так же, как с Валей,  поскольку и с ней бывшие подруги,  но не у всех ангельский характер и терпение,  Корнилова пожестче.

На первых порах она уговаривала свою тезку называть себя по отчеству, но для Бессоновой это было слишком большой уступкой,  как это я свою подругу буду называть по имени отчеству?!

Были и другие причины для столкновений. Рашевская более терпелива и доброжелательна, даже с теми, кто ей хамит, поэтому Люба не получает отпор, и  предпочитает ездить из  Комсомольского района к нам,  а не в  "Лиру", которая на 20 километров ближе.

Про Валю, она сказала, что та занимается с  нами из корыстных соображений,  и не всегда справедлива: свои стихи читает лучше, чем чужие. (Уже вторая это говорит). Странно, если б это было  наоборот:  со своими стихами сроднился,  а к чужим надо привыкнуть, и не сразу поймешь, тем более с первого раза.

Да я и не заметил большого различия. 

Раньше Валя занималась в литературно-драматическом театре и научилась выразительному чтению у однофамилицы Любови Бессоновой. Вполне возможно, что Валя не ангел, но она делает всё так, что её не в чем упрекнуть, и трудно заметить что-либо порочащее.

Несмотря на то, что утром выпил кофе, до обеда клонило в сон. На перерыве лектор читал об идеологических диверсиях. Рассказывал неинтересно, общими фразами,  то, что все и без него знали. Я продремал пять минут, но почувствовал лучше.

Валя рассказывала,  что за то время, которое она пробыла в Москве,  несколько раз встречалась с Ильей,  и на следующий день он назначил ей встречу на вечер.  Он приходил к Вале в гостиницу. Но она не рискнула, и на другой день позвонила и извинилась,  что не сможет встретиться с ним в этот вечер, так как  её пригласили на экскурсию. Но, несмотря ни на что, он наобещал "золотые горы",  проводил на поезд и при расставании обнял Валю и пообещал в январе приехать в Тольятти. Валя попросила привезти с собой поэта. Что он горячо обещал.

Ребята посмеялись, что с таким опасно встречаться вечером, но, мол, искусство требует жертв.

В этом году в Автограде 98,4 тысячи детей, а всего жителей по городу — 265 тысяч.

 На работе думал о правилах Карнеги. Пожалуй, мне нет необходимости кому-то льстить. Льстят тем, кого боятся. А мне некого боятся.  Хорошему человеку и без того приятно сказать хорошее, и тот знает, что сказано от души.  Не нужен друг, которому надо  льстить. Все эти правила для капиталистов или наших руководителей, а мне это ни к чему.

Вечером засунул бутылку водки в карман пальто и пошел к Стремякову, который живет в соседней девятиэтажке. Дверь открыл не Иван, а другой, тоже участник лито, я видел его несколько раз и, даже, перебросились несколькими фразами. Он сказал, что Иван сейчас выступает. Как же я забыл! Ведь точно, Валя говорила, что они завтра поедут выступать. Хлебом не корми, дай выступить.

— Это он у вас живет? — спросил я.

— Нет,  это я у него.

В комнате полумрак, работает телевизор. Я попрощался и ушел. Тем лучше, что так получилось. Моя спасительная миссия оказалась ненужной. Ему есть с кем поговорить, облегчить душу.

16 декабря. Ходил в библиотеку дочитывать Карнеги. К моему большому огорчению, редакция не стала "полностью печатать" его книгу, и не знаю, где можно прочитать недостающее.

Оставалось время, перелистал все журналы "ЭКО" за 79 г.  Ничего нет для меня. Нашел психологический тест, набрал 25 очков и получил:

"У вас достаточно твердый характер. Вы обладаете реалистическими взглядами на жизнь, но не все ваши поступки равноценны. Бывают у вас срывы и заблуждения. Вы добросовестны и вполне терпимы в коллективе. И все же вам есть еще над чем подумать, чтобы избавиться от некоторых недостатков /можно не сомневаться, что вам это под силу" /.

8 ноября. Неожиданно придумал:

«Чтобы убить слона, не обязательно ехать в Индию, — сказал Мюнхгаузен,  прихлопывая муху».

“Поговори со мною,  мама, — попросил кукушонок синицу”.

На заводе произошел страшный случай.  Наладчик 38 цеха пришел на работу и пожаловался на плохое самочувствие, нужно бы опохмелиться. Его товарищ сказал, что у него в шкафу стоит бутылка самогона,  и дал ключ,  забыв,  что кроме самогона стоит и ёмкость с дихлорэтаном.

Уткин и выпил этот сильнейший растворитель пластмасс. Отдавая ключи хозяину,

пожаловался:

— Самогон сильно вонючий, ещё хуже стало.

— Самогон всегда вонючий. Пойди в раздевалку,  отоспись, может, лучше станет.

Уткин пошел в раздевалку, а ему становилось всё хуже. В больницу привезли живым. Спрашивали, чем отравился? Но он товарища не выдал,  мол,  пошел туда, где обычно достают спирт и что-то выпил.  Ему было 35 лет.

Нелепая смерть, которая не научила ни одного алкоголика. Почти каждый день в раздевалке можно видеть парней со стаканом воды в руке, которой разбавляют спирт, хотя в него добавляются различные компоненты, чтобы отвадить от дармового спирта, но охотников не переводится.

4 декабря. Эту неделю работал во вторую смену.  Вчера после ужина Госсман приказал всем рабочим зайти в раздевалку на пять минут. Заинтригованный я поднялся наверх.  Открывали все шкафы и рылись там.

Твердохлебов проверил и мой шкаф, сказав, чтобы навел порядок. Видимо, имелся в виду армейский порядок, когда проверяющему с первого взгляда  видно: здесь порядок, а здесь — бардак. У меня был бардак, но для меня привычный. Я знал, что, где найти с закрытыми глазами. Как я понял, предстояла проверка вышестоящим начальством, чтобы в шкафах не было ничего лишнего, тем более отравляющих веществ. За всё время моей работы на заводе, это первая проверка шкафов. И последняя. Кто-то поставил очередную галочку, обезопасил себя.

27 ноября утром ехал на работу в автобусе, и, пока доехал до остановки, придумал сюжет рассказа "Две пачки мороженого". Во время работы улучил время и записывал. Успел половину рассказа записать до конца смены, когда пришлось пойти на заседание цехкома. После заседания поехал в лито. Валя сказала, чтобы в следующий раз я пришел пораньше, чтобы разобрать мой рассказ "Фотография".

Я пришел в шесть часов, но Вали нет, кабинет на замке. Прождал целый час, когда пришла Тамара и сказала, что Валю срочно вызвали в Куйбышев.

На следующий день дописал вторую половину рассказа. Ещё ни один рассказ не писался с такой легкостью. Потом два дня переписывал и два дня печатал на машинке. Исправлять почти нечего.