Часа через два-три был подан другой пароход -- "Сибиряк". Все мы хорошо знали, что по меньшей мере на двухнедельном пути до Томска будет довольно трудно провиантироваться, и потому заблаговременно забрали в Тобольске изрядное количество всяких непортящихся запасов.
Вот что я потом писал, между прочим, тестю о нашем плавании: [Это письмо -- единственный письменный материал, которым я пользовался при составлении моих воспоминаний; все остальное рассказываю на память. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]
"Пароход "Сибиряк" в 120 сил считается одним из лучших на всей Обской системе; через 15 дней он доставил нас в Томск [Ныне этот рейс совершается вдвое скорее. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]. Все время тянул он за собой две баржи: одну с товарами, другую с арестантами, которых было человек до 500, в том числе более 100 политических, но случается, что количество арестантов доходило до 900 человек.
Помещены мы были на пароходе так удобно, как это только на нем возможно. Каюты наши были 1-го класса, но они не могут быть сравнены по удобству даже с второклассными волжских пароходов. Стекла в окнах перебиты, двери плотно не затворяются, грошовые обои растрескались, вдобавок замечательная нечистота. И не удивительно: в течение нашего двухнедельного странствования прислуга парохода ни разу даже не подумала вымести в каютах, мы уже сами заботились об этом. Имейте при этом в виду, что пароход оснащен нынешней весной. Начальство его отличалось самыми добродушными свойствами. Капитан, уже седьмой год состоящий в этом ранге, или спал, или пил чай, или, наконец, от нечего делать в шашки играл. Машинист, русский, все время посвящал стуколке и хорошо зарабатывал; ни до чего другого он уже не касался. Когда я раз указал ему на страшную нечистоту, в которой содержалась машина, он отвечал, что ведь здесь не Россия, а Сибирь и что его главная забота состоит лишь в том, чтоб скорее делать рейс, а там, зимой, успеем все перечистить. Была каюта с надписью "помощник капитана", но самого его в наличности не имелось. О двух лоцманах капитан говорил, что им хоть глаза завяжи, они и тут промаху не дадут. Справедливее сказать, что пароход мог бы ничуть не хуже идти, если б их и совсем не было.
В буфете, как говорилось, все можно было получить, а на самом деле там ничего не было. Весь жизненный запас парохода заключался в муке и солонине. Правда, почти через каждые три-четыре дня при остановках парохода закупался скот, но сохранять мясо негде было -- ледника не имелось. Мясо развешивалось на палубе, а так как погода стояла весьма жаркая, то и портилось оно необыкновенно скоро, -- на третий день остатки, и в большом количестве, выбрасывались в воду. Когда раз сказали капитану, что ведь нет никакой хитрости завести на пароходе ледник (мы в каждой деревне находили лед) и что этим можно избежать убытков, не говоря уже об удобствах для пассажиров, то он пренаивно ответил: "А что же, ведь это и в самом деле правда -- надо подумать". Но мы с голоду не умерли; выбраны были фуражиры, на обязанности которых было забирать в каждой деревне все, что попадалось, -- обязанность эта, как я на себе испытал, весьма не легкая в здешних местах. Когда удавалось добыть теленка (и притом весьма невзрачного), то был решительный праздник. Надо отдать полную справедливость г-же Эсьман, жене одного политического (да перейдет ее имя в отдаленнейшее потомство), -- из ничего она умела накормить нас.
К нашему благополучию, общество было весьма приятное; к тому же погода стояла отличная, так что я все путешествие спал на палубе. От тучи мошек хорошей защитой служила мне сетка (вез ее из Петербурга, по совету тестя); глядя на меня, и другие понаделали себе такие же сетки, благо у кого-то нашелся кусок кисеи.
Время шло довольно незаметно, чему помогали карты (я с Новицким особенно увлекался пикетом), отчасти шашки. По вечерам иногда устраивались концерты; скрипка, флейта отлично исполняли свое дело. Был между нами один чудак, воображавший себя не только красавцем, но и замечательным певцом; подзадорить его запеть одну любимую им малороссийскую песенку с припевом "гоя, гоя, гоп!" было для всех источником самого неподдельного веселья и смеха.
Кроме нашей компании, на пароходе находилось несколько и других пассажиров; между прочим, ехала приисковая партия, снаряженная владельцем парохода Тюфиным. Меня, еще не знакомого с сибирскими порядками, немало удивляло, что во главе ее стоял бывший содержатель постоялого двора в Тюмени, то есть человек без всякой технической подготовки. Как все приискатели, он был уверен, что найдет сокровища, и, должно быть в надежде на них, с утра до ночи играл в стуколку. Вообще эта игра имела необыкновенный ход в Сибири; даже девочки, лет пятнадцати, считали ее самым приятным времяпрепровождением. В Томске ставка доходила до пяти рублей.
Свободное копирование
