Наконец настал нетерпеливо ожидаемый день отправки, пришел из Тюмени пароход с баржей для арестантов; это было в самых первых числах июля. Нас всех препроводили на пристань; тут партию уже ждал чиновник, распоряжавшийся отправкой; по списку он отделил тех, кто были назначены на пароход, в том числе и меня с женою, и предложил капитану разместить нас. Но капитан заявил, что у него есть пассажиры из Тюмени, что он не может принять на пароход указанных ему лиц. Чиновник стоял на том, что он только исполняет распоряжение губернатора, а капитан опять возражал, что у него нет свободных мест. После довольно долгого пререкания чиновник уехал, чтоб доложить губернатору. Два слова об Алек. Ив. Деспоте-Зеновиче. Поляк и католик (происходил из старинной польской фамилии Западного края), по родственным отношениям он воспитывался в Москве в доме Тучковых; окончив блестяще университет, Деспот-Зенович по совету Грановского собирался держать экзамен на магистра, но совершенно неожиданно в 1848 г. был арестован в Вильно и скоропалительно, в чем был, отправлен в Пермь, а оттуда за письмо к шефу жандармов Орлову, в котором доказывал необходимость либеральных реформ, был выслан в Восточную Сибирь. Здесь его принял на службу Муравьев и нередко возлагал на него весьма важные поручения по урегулированию политических и торговых отношений с Китаем. Постепенно при Муравьеве Деспот-Зенович достиг должности градоначальника Кяхты, а в конце 1862 г., будучи только тридцати четырех лет, получил назначение тобольским губернатором, причем Александр II из трех кандидатов, представленных Валуевым, лично выбрал Деспота-Зеновича. Как в Кяхте, так равно и в Тобольске Алек. Ив. оставил по себе глубоко признательную память во всех слоях населения благодаря своей честности, просвещенной деятельности и неутомимой борьбе со всяким произволом и беззаконием. Спустя с лишком двадцать лет после того, как он оставил Тобольскую губернию, мне приходилось слышать от тамошних крестьян: "Такого губернатора, как Деспот-Зенович, еще никогда у нас не бывало" [Его преемником был Чебыкин, из петербургских полицейских, во всех отношениях прямая противоположность Деспоту-Зеновичу. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]. Само провидение послало его в Тобольск, через который за время губернаторства Ал. Ив. прошли десятки тысяч ссыльных поляков [В Львове, в музее Оссолинских, я видел фотографическую карточку Ал. И. с польской надписью: "Протектор выгнанцов". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]. Доносы сыпались на него градом не от одной только жандармерии, но и разных местных эксплуататоров, хищничество которых он старался обуздать; но Алек. Ив. умело их парировал и оставался на своем месте, пока не был назначен в 1866 г. генерал-губернатором Хрущов. Он перебрался в Петербург, где вскоре и был назначен членом совета министерства внутренних дел. Служебное поприще его было кончено; свой досуг он делил между книгами (ничто новое и выдающееся не оставалось им непрочитанным) и постоянными хлопотами за кого-нибудь из пострадавших, без различия исповедания и национальности. И хотя он никогда не скрывал своего либерального образа мыслей, всегда подчеркивал, что он поляк и католик, -- на самом же деле был рационалист и чужд всякой исключительности, но его ум и прямота внушали к нему такое уважение, что редкое его ходатайство оставалось безуспешным. Он умер в 1895 г., на шестьдесят седьмом году [Раз Ал. Ив. в Петербурге рассказывал мне: "Когда привезли в Тобольск Чернышевского, местный архиерей обратился ко мне за разрешением свидания с Чернышевским. "Я много слышал, -- говорил архиерей, -- что Чернышевский ужасный безбожник, и хочу попытаться обратить его на путь веры". Не без труда мне удалось отговорить его от этой странной фантазии: как председатель тюремного комитета, он даже не нуждался в моем разрешении". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)].
Мои личные наблюдения в Тобольске, конечно, не простирались далее стен острога; я уже говорил в своем месте, какое отвратительное обмундирование получали арестанты в Вильно, как большая часть политических бросала его при первой возможности.
В Тобольске все его брали, так как все строилось из хорошего, прочного материала: например, так называемые "бродяжки" изготовлялись из верблюжьего сукна, и их потом, по прибытии на место, переделывали на пальто; если не было личной надобности в казенной одежде, то передавали ее более бедным. И кормили в остроге хорошо. При этом следует иметь в виду, что тобольская администрация располагала только теми средствами, которые отпускала казна, так как местный попечительный комитет почти не имел никаких поступлений со стороны, -- Тобольск был бедный город.
Алекс, Ив. входил в положение каждого ссыльного, к нему обращавшегося, и делал все, чтоб облегчить его положение, если только была хоть малейшая формальная прицепка. Тем из политических, которые оставались в Тобольской губернии, он старался приискать занятие и нисколько не стеснял их в деловых разъездах; многих даже определял на службу по найму в канцелярии. Надо еще прибавить к характеристике Деспота-Зеновича, что он отличался вспыльчивым характером и если был чем-нибудь расстроен или раздражен, то не стеснялся даже с начальниками независимых от него управлений; потому, когда он кого-нибудь вызывал к себе, то вызываемый предварительно справлялся: в каком расположении духа генерал.
Возвращаюсь к прерванному рассказу. Вот, видим, мчится Деспот-Зенович; едва он успел соскочить с долгуши (сибирский городской экипаж), как накинулся на капитана.
-- Как вы смеете задерживать отправку партии? разве вы не знаете, что я по контракту имею право на десять мест на пароходе? Я задержу выдачу вам денег за рейс, я привлеку вас к законной ответственности!
-- Я знаю, ваше превосходительство, что вы имеете право на десять мест на пароходе, у меня это число и есть в запасе, но здесь гораздо больше назначенных на пароход (без малого два десятка).
-- Как больше? считайте.
Капитан обрадовался и принялся считать: "Раз, два, три...", -- но Деспот-Зенович не дал ему продолжать: "Шесть, семь... десять!" -- сразу закончил он, указывая на последнего.
-- Слушаю, ваше превосходительство, будет доставлен другой пароход.
Не довольствуясь одержанной победой, Алекс. Ив., уже усевшись в экипаж, крикнул:
-- Пантелеев. Я подошел.
-- На вас возлагаю ответственность, чтоб во всей точности было исполнено мое распоряжение, -- и с этими словами укатил. Я был повергнут в полное недоумение, и обратился к товарищам с вопросом, как понимать слова Деспота-Зеновича. "Так, вспылил; а то, пожалуй, приказал вам быть как бы старостой над теми, кто назначен на пароход".
Свободное копирование
