авторов

1427
 

событий

194062
Регистрация Забыли пароль?

Родные - 5

12.09.1941
Киев, Киевская, Украина

Дети между тем росли. Следующая за бабушкой дочь — Надежда Константиновна, уехала учиться на женских медицинских курсах, наконец открытых при Медицинском институте, где, как и на Бестужевских курсах, преподавали величайшие русские ученые. Забегая вперед скажу, что Надежда Константиновна — самая добрая и очаровательная из виденных мной Перевозниковых, во время Первой Мировой войны, естественно, была врачом в одном из санитарных поездов. На ее похоронах, уже на кладбище, к гробу подошел незнакомый мне капитан первого ранга, видимо из друзей тетки, из кампании адмирала Исакова, и сказал, что Надежда Константиновна олицетворяла лучшие народнические черты и традиции русской интеллигенции. Конечно, это было справедливо в отношении всех Перевозниковых, но сказать вслух, публично, да еще офицеру, о достоинстве народнического движения и русской интеллигенции было почти оппозиционным политическим выступлением в коммунистической Москве 1959 года. В санитарном поезде познакомилась с Константином Юрьевичем Чарнецким (а, может быть, была с ним знакома еще в детстве в Воронеже, и снова случайно с ним встретилась).

Константин Юрьевич происходил из тех влиятельных польских семей, которым после восстания Костюшко обменяли польские поместья на русские. Один из его предков граф Чарнецкий, — польский «Суворов» — знаменитый военачальник, успешно боровшийся в XVII веке и с турками, и с русскими. Мальчик рос в богатейшей воронежской усадьбе, с учителями и гувернерами, но, когда ему было девять лет, лишился родителей. Внезапно умерла мать. Отец безумно любил свою жену и через две недели умер от горя. Приехали какие-то родственники, уволили учителей и прислугу, мальчика отвезли в Воронежскую гимназию, заплатили за один год обучения и больше уже не было ни поместья, ни самих этих родственников, ни денег. Кажется, мой прадед освободил его от дальнейшей платы за обучение, а на еду и жилье мальчик зарабатывал уроками своим одноклассникам. Блестяще закончил гимназию, юридический факультет Московского университета и, естественно, примкнул к революционному движению. Однажды в витрине Музея революции я случайно увидел его документы, по которым прятался кто-то из бежавших матросов крейсера «Потемкин». Кажется, Чарнецкий был и на первом (не организационном) съезде РСДРП. Позднее он с гордостью повторял, что ни в какие партии никогда не входил, но тем не менее за организацию то ли забастовки, то ли стачки был арестован и на много лет сослан в Сибирь. Во время войны его вернули из ссылки, и он женился на сестре моей бабушки — свадьба их праздновалась у нас в квартире в Киеве и в большой даче под Киевом (в Святошино), которую к тому времени купил мой прадед.

Этот дом сохранялся еще в 1920-е годы, хотя во время революции власть в Киеве менялась раз десять и грабили, конечно, все. В кабинете деда срезали не только кожу с дивана, но даже кожу с альбома для фотографий. Этот диван, на котором потом я спал, точно такой же как у профессора Преображенского в «Собачьем сердце». Только книг у деда было бесконечно больше, чем у этого странного, ничего не читающего кинематографического профессора.

Но вскоре семья лишилась загородного дома. Во время Мировой войны моя прабабушка разрешила поселиться во всегда пустовавших каретных сараях семье беженцев. Большая дача показалась им привлекательнее сараев. Советская власть открывала разным людям разные способы для устройства. В 1928 году беженцы написали в ОГПУ, что Любовь Ивановна где-то в тайниках прячет золото, остро необходимое советской власти. На самом деле ничего не было — Константин Иванович и Любовь Ивановна всю жизнь мечтали купить домик на юге Франции и прожить там последние годы. Для этого была оформлена гигантская, чудовищная по тем временам страховка на сто тысяч рублей (Чехов Мелихово купил, кажется, за девять). Естественно чуть ли не половина оклада Константина Ивановича двадцать пять лет уходила на выплату по страховке. Срок выплаты этих долгожданных ста тысяч пришелся на июль 1917 года, когда деньги стоили не дороже обоев. По доносу Любовь Ивановну арестовали, недели две держали в ГПУ. Не знаю как, но ее пытали. Она сошла с ума на допросах. Дом в Святошино бросили, чтобы избежать новых арестов. Бабушка мне показывала этот дом — когда-то торжественная загородная двухэтажная дача походила на гигантскую грязную голубятню с рваным бельем, торчащим из каждого окна.

Безумная Любовь Ивановна доживала свои дни в большой комнате Чарнецких в Москве на Тверской — все же бабушка Надя была врачом, но и она ничего не могла сделать — часто раздававшиеся тогда звуки лопнувших шин казались грузной семидесятилетней прабабке взрывами артиллерийских снарядов, и она скрючивалась под роялем, откуда ее очень трудно было достать.

 

 

 

Опубликовано 13.05.2020 в 17:10
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Юридическая информация
Условия размещения рекламы
Поделиться: