7 НОЯБРЯ 1990 г.
Под знамёнами «Народного фронта» снова собирались ребята-демократы, дабы показать своё бесстрашие. Участников альтернативного шествия, правда, было немного, зато плакаты пестрели боевые. И я пожалела, что не дописала свой длинный плакатик: он неплохо смотрелся бы, и была в нём некая высокая поэзия.
Официальных колонн было нынче до смешного мало (видно, никто идти не хотел). И ни флагов, ни цветов, ни украшений. Народ шёл на праздничную демонстрацию злой и голодный, всего скорее – под сильным давлением начальства. Не думаю, что людям очень уж хотелось кланяться чиновникам на трибуне.
Мы стояли особняком. Наконец Леонид Орлов сказал в мегафон вступительную речь о том, что обстановка вокруг «Народного фронта» накаляется, особенно в связи с яростными атаками КГБ после знаменитого пикета 30 октября. Поэтому возможны провокации, инциденты. Просьба вести себя спокойно, выдержанно и на провокационные действия не реагировать. А ещё он сказал, что «Народный фронт» решил не идти мимо трибуны, а свернуть на улицу Чайковского и затем по набережной двигаться к месту своего митинга – Московской заставе. Нечего честь отдавать тем, кто стоит на трибуне.
Этим решением не все были довольны. Но позднее мне Саня объяснил, что «Народный фронт», видать, не хотел рисковать своей репутацией, потому что накануне в городе были расклеены листовки с угрозами закидать трибуну банками с краской. А вдруг, действительно, внутри нашей колонны затаились экстремисты с этими банками? Народу-то набралось около 200 человек. И одного парня я видела с каким-то анархистским флагом: на белом полотнище череп и кости, и что-то ещё написано.
Когда мы двинулись, ко мне пристроилась незнакомая, но слишком разговорчивая дама и начала отвлекать меня болтовнёй. А я хотела сосредоточиться на шествии, на наших российских флагах, на зрителях, которых на этот раз было немного. В колонне я заметила мальчика лет 15, которого видела недавно в пикете у КГБ. На этот раз он развернул плакат на ватмане. Справа от меня шла какая-то одинокая девушка. А я махала своим нарядным флажком, и мне никого не надо было: я – «вольный демократ» и ни в каком общении не нуждаюсь.
Мы часто останавливались, чтобы не слиться с официальными колоннами. У почтамта встали надолго. И вдруг Леонид Орлов обнаружил, что за нами пристроилась какая-то колонна с множеством жёлтых шаров. Орлов с мегафоном двинулся к ним и сказал, что они отстали от своих, пусть догоняют, обходят нас. Колонна бочком-бочком нас обошла и бросилась догонять удаляющийся «хвост» Свердловского района.
Выдержав интервал, двинулись и мы. Вдруг в первых рядах «Народного фронта» возникло какое-то напряжённое оживление, и несколько голосов азартно закричали:
- Вперёд! Вперёд! Давай вперёд!
И было какое-то минутное замешательство. Но я услышала решительный голос Леонида Орлова:
- Спокойно! Спокойно! Поворачиваем налево!
И колонна организованно повернула на улицу Чайковского. Зрители, которые толпились у перекрёстка, встретили нас овацией. И лишь когда моя шеренга дошла до поворота, я поняла, в чём причина волнений. Оказывается, нас отсекла милиция! Когда прошли официальные колонны, перед нашими знамёнами сомкнулась цепь офицеров милиции. Не пускали! Не было велено нарушать благолепие и ликование на трибунах! Вот такая демократия! Именно поэтому горячие головы из молодёжи закричали: «Вперёд! Вперёд!». И молодец Леонид Орлов, что сумел унять, остановить. А то ринулись бы грудью на милицию: свалка, скандал, шум, дубинки, арестованные, скомпрометированное демократическое движение в Костроме (после чего ему бы уже не подняться), фотографии в «Северке». Так что, правильно действовали братья Орловы и депутаты, которые шли в первой шеренге. Сумели успокоить взбудораженную молодёжь и повести её за собой.
После поворота к колонне присоединились многие зрители с перекрёстка, и человек 800 широкой толпой двинулось по улице Чайковского, к набережной, мимо удивлённых туристов из туравтобусов у Волги.
На площадке у Московской заставы друзья-демократы сдвинули вместе две скамейки, положили на них доску, и самодельная трибуна была готова. Начались речи о Дне памяти жертв Октябрьской революции.
В конце митинга я достала свой фотоаппарат и решила сделать несколько снимков – на память. Сфотографировала знамёна, плакаты, Михаила Орлова и, конечно же, Леонида Орлова в качестве основного оратора. Не знаю, видел он или нет, как я его «щёлкаю» для истории.
Когда митинг закончился, я пошла в центр – к остановке, а они пока остались. В центре я всё медлила, не садилась на троллейбус, потому что хотела посмотреть, куда пойдёт «Народный фронт» дальше
. На площади, тем временем, проходил праздник. Кто-то пел на сцене среди красных знамён, молодёжь плясала, и мне даже в какое-то мгновение жалко стало этого праздника – 7 Ноября – ведь раньше любили его, радовались, махали красными флажками. А теперь всё рассыпалось...
Невольно вспомнилось детство. Мы с мамой жили тогда в самом центре города, в доме № 15 по улице Советской. Квартира была коммунальной: двери семи комнаток выходили в широкий общий коридор, который заканчивался огромной кухней с чуланчиками для каждой семьи, газовыми плитами и нарядными антресолями, где до революции, говорят, владелец дома – богатый купец - размещал музыкантов во время балов. Все дети, проживающие в этой коммуналке, очень любили наблюдать из окон за праздничными демонстрациями. Мы с мамой постилали на широкий подоконник мягкий коврик, удобно устраивались на нём, я доставала кулёк с праздничными гостинцами, и представление (то бишь демонстрация) начиналось. Мы восхищались красивыми колоннами, читали кумачовые транспаранты, среди которых преобладали – «Слава КПСС!» и «Миру - мир!», пытались рассмотреть, какая организация или предприятие идёт мимо наших окон. Нравились цветы, шары, знамёна, улыбки, песни, духовые оркестры. Особенно любили смотреть на украшенные грузовики, где, обычно, артисты или театралы-любители представляли какую-нибудь сцену из жизни советского народа или из советской истории. Насмотревшись вдоволь на демонстрацию, ребята из нашего коридора одевались и выбегали на улицу, чтобы присоединиться к какой-нибудь колонне. Но выход на Советскую был загорожен турникетами, а рядом стоял милиционер и никого не пропускал. Особым шиком у нас считалось подойти и скромненько встать у турникета, а потом вдруг лихо сдвинуть его и с хохотом пробежать мимо милиционера прямо в колонну. А там уж под музыку оркестра, под развевающимися флагами, гордо шагать к трибуне и кричать вместе с демонстрантами: «Ура-а! Ура-а!»
Вечером же мы, ребятня, устраивали свою демонстрацию в нашем широком общем коридоре. Был у нас самодельный красный флаг на плохо обструганной палке. Самый старший – Вова Дунаев – вставал впереди «колонны» с флагом в руке, а мы строились за ним и маршировали по коридору кругами, громко исполняя революционные песни типа «Смело, товарищи, в ногу» или «Вихри враждебные веют над нами». Взрослым эти наши хождения и песнопения почему-то очень нравились. Я даже завела себе специальный песенник в старой амбарной книге, принесённой мамой с работы. Амбарную книгу я назвала: «Песни революции и гражданской войны». На первом листе был написан «Интернационал». Даже сейчас, много лет спустя, я могу исполнить «Интернационал» от начала и до конца – все три куплета с припевом. Откуда мы, дети, знали революционные песни, я сейчас припомнить не могу. Может, из кино (по 5-6 раз мы ходили в кинотеатр на фильмы «Сказка о Мальчише-Кибальчише» и «Неуловимые мстители»), а, может, мама и тётя Шура любили напевать эти песни.
Вспоминается такой забавный эпизод из раннего детства. Моя мама - Мария Петровна Степанова – работала корреспондентом областной газеты «Северная правда», и я иногда приходила к ней в редакцию. Как-то летом, когда мне было четыре года, мы с мамой стояли у здания редакции, которая располагалась тогда на площади Революции близ Сковородки. К нам подошёл работник «Северной правды» Иван Гашин, посмотрел на меня, умилился (я такая красивенькая была, в нарядном сарафанчике и с белым бантиком в волосах) и сказал:
- Девочка Леночка, ты, наверно, знаешь много песенок. Спой мне, пожалуйста, какую-нибудь.
Я кивнула и заунывно-печальным голосом завела свою любимую: «Там вдали за рекой загорались огни» – про бойцов-красноармейцев из будённовских войск, которые отправились в ночную разведку, и один молодой боец погиб. Песня была длинной. Иван Гашин, кажется, уже не знал, куда деваться. Раздосадованная мама пыталась меня остановить. Но куда там! Я допела героическую песню до конца! Гашин поспешил ретироваться, а мама начала меня ругать:
- Что уж ты какую песню выбрала? Расстроила дядю! Не могла спеть «Жили у бабуси два весёлых гуся»?
Но я не понимала, чем мама не довольна. Ведь я исполнила самую прекрасную песню из всех, что знала.
А вот теперь, в начале девяностых годов, мы поём про поручика Голицына и корнета Оболенского, про казачьего есаула и про «старую тетрадь расстрелянного генерала». Надо же, как всё изменилось. Какие метаморфозы произошли в нашем сознании. Теперь у многих одна лишь свобода на уме! И жалко всех, погибших в гражданскую: и красных, и белых.
Мои воспоминания были прерваны появлением «Народного фронта» с их знамёнами и плакатами. Небольшой, сплочённой колонной ребята пересекли Советскую улицу и через Сковородку двинулись на проспект Мира. Куда они, интересно? Я слышала, что из музыкальной школы их попросили, и теперь они собираются по разным углам. Бедненькие. Даже знамёна, наверное, хранят в чьей-нибудь квартире. У нас всегда так: если ты плывёшь против течения, то места на берегу для тебя уже нет.
Вечером я не выполнила рекомендацию московского блока «Демократическая Россия», который призывал ровно в 21.45., то есть в момент выстрела «Авроры», зажечь в доме свечи в память о жертвах революции. Но мне не хотелось никаких свечей, никакого уныния, потому что день 7 ноября всё равно воспринимался как праздник. Другое дело, если бы «Народный фронт» назначил сбор в 21.45. в парке над Волгой, там, где стоял когда-то взорванный в 32-м году кафедральный собор, там, где на постаменте предполагаемого памятника династии Романовых возвышается сейчас довольно бездарно выполненная скульптура Ленина с протянутой рукой. Вот здесь-то бы и собраться, и зажечь свечи – живые огоньки над Волгой! И почитать бы стихи, соответствующие случаю. Я бы прочла «Письмо к маме» Булата Окуджавы («Чуть за Красноярском – твой лесоповал. Конвоир на фронте сроду не бывал. Он тебя прикладом, он тебя пинком, чтоб тебе не думать больше ни о ком. Тулуп на нём жарок, да холоден взгляд... Прости его, мама: он не виноват, он себе на душу греха не берёт – он не за себя ведь – он за весь народ»). Или прочла бы Анатолия Жигулина, Анну Ахматову – их стихи из антисталинского цикла. Вот это было бы здорово! Свечи и стихи!
Свободное копирование
