В этот год зима ушла рано. Солнце с каждым днём всё раньше и раньше всходило и одаряло нас не радующим нас теплом. «Заплакал» торф, лежащий верхним слоем над скальным грунтом, и вся вода сходила к нам в траншею. Чуда не свершилось. Работали круглосуточно. Два насоса не успевали откачивать воду. Последние сутки ночная смена ещё вынула из траншеи немного взорванной породы, а к обеду работы пришлось остановить – вода полностью залила траншеи, и уровень воды увеличивался. Я шёл по трассе, пытаясь найти выход из положения. Мои усилия увенчались успехом. Наша начатая траншея кончалась в самой верхней точке дневной поверхности земли. Дальше траншея должна была становиться мельче. Мы остановились на перевале. После небольших геодезических замеров и расчётов я принял решение сделать вскрышу торфа и начать разработку траншеи на сто метров ниже, что даст возможность сбросить воду по всей трассе. Я посоветовался с командиром роты, он со мной был согласен. Производительность увеличится, и он сумеет свести концы с концами. Эта рота была на полном хозрасчёте. Перестановку техники сделали на одном дыхании. Все ожили. В управлении я отчитывался за разработанные кубы породы, и там всех это удовлетворяло, а затем вызвало подозрение. В отчёте не было криминала, но камень я разрабатывал не в том месте, где было мне указанно. Удача мне сопутствовала около трёх дней. Иванько был в командировке на точке, а Мильштейн был занят подготовкой экспедиции на Канин Нос. Я достал книгу с расчётами взрывных работ. При применении этих расчётов и схем с примерами выработка увеличилась вдвое. Мне нужно было продержаться двое-трое суток, чтобы сбросить воду с ранее разработанной траншеи, но гром грянул среди бела дня.
На объекте появился Иванько. Всегда недовольное неулыбающееся лицо выражало вдобавок ещё гримасу, как будто он укусил лимон и не мог его проглотить. Он делал глотательные движения, его кадык, как маятник часов, прыгал в амплитуде от подбородка к границе шеи и груди. Наконец он всё-таки произнёс:
- Что происходит?! Лейтенант, что ты себе позволяешь? Кто разрешил?!
Его на большее не хватило. Он был в таком состоянии, что объяснять что-либо человеку в таком состоянии было бесполезно, и я решил отмолчаться. Он резко повернулся и ушёл. Ко мне подошёл командир роты.
- Что будем делать? – участливо спросил он. – Быть грозе...
- Гроза миновала, – ответил я. – Продолжаем работать, чтобы через два дня, вернее – суток, мы воду сбросили. А что касается меня, то он меня может сослать на Кушку, не дальше. На Канин Нос претенденты в очереди не стоят.
Работа возобновилась. Шпурки бурились по моей разбивке и на указанную мной глубину. Утром бурильщики доложили,что 12 шпурок готовы к взрывным работам. Новая траншея так же заливалась водой, но пока её ещё можно было откачивать, и полностью траншея не заливалась. Я дал указание приступить к взрывным работам, однако мне ответили, что выполнить приказание не могут. В роте один взрывник, который вечером набедокурил и попал в комендатуру. Сейчас он на гауптвахте. Я не знал, с кем или чем меня можно было сравнить после такой информации. Наверное со щукой, которую я видел в детстве на рыбалке. Она крутилась, прыгала, скалила свой зубастый рот. Подошёл взводный.
- Где взрывник? – на его приветствие ответил я.
- На гарнизонной гауптвахте, – ответил взводный.
- Да, но Вы же ходили за ним и объяснили положение?
- Да, ходил и объяснил, но они его не отпустили. Сейчас за ним пошёл ротный, но всё равно его не отдадут. Единственное, что он сделал, это он отдал ключи от склада ВВ.
- Вы сами взрывали, лейтенант? – спросил я у взводного.
- Нет, никогда этим делом не занимался.
- Кто-нибудь в роте готовил пакеты или помогал взрывнику?
- Да, есть солдат Никифоров. Он делал пакеты и помогал взрывнику.
- Дайте мне ключи от склада, а Никифорова срочно пришлите ко мне.
- Не делайте этого, – сказал лейтенант, – вас накажут, если будет кого наказывать. Вы когда-нибудь взрывали?
- Лейтенант, выполняйте, что Вам сказано, – оборвал я его.
Никакой подобной неуверенности в себе я ещё никогда не испытывал. Я чувствовал себя тем куском металла, который лежит между молотом и наковальней. В складе ВВ было всё, что необходимо для ведения взрывных работ: бикфордов шнур, детонаторы, плоскогубцы, аммонит в мешках из крафт-бумаги. Пока пришёл Никифоров, я отрезал на 13 шпурок 13 кусочков шнура. Разложив их на полу, отрезал с одного конца так, что каждый предыдущий был длиннее последующего на 5 сантиметров.
Самый короткий был контрольным. Вставив шнур в капсуль-детонатор, я осторожно плоскогубцами обжал детонатор. Когда пришёл Никифоров, мы вместе с ним сделали из крафт-бумаги пакеты. Вставив туда взрыватель со шнуром, каждый пакет заполнили аммонитом и замазали пакеты солидолом. Всё сложили в ящик, которым пользовался взрывник, и пошли к траншее. Траншея была залита водой примерно на 80 сантиметров, а из шпурок торчали палки, которыми бурильщики прикрывали шпурки от засорения. Мы надели резиновые сапоги и пошли по траншее. Выбрасывая палки, мы вставляли в шпурки пакеты. Когда работа была окончена, я велел Никифорову проверить оцепление и дать гонг, зайти в укрытие и тщательно считать взрывы. Когда он ушёл, я закурил папиросу, взял в руки надрезанный через 5 сантиметров шнур со взрывателем и от папиросы его поджёг. Держа контрольный горящий шнур в руках, я один за другим поджигал шнуры. Я никогда в жизни не производил взрывных работ, и этот вид работ такой, что его не посмотришь, как делает другой.
Один раз в посёлке Роста, когда я был солдатом, разговаривал с женщиной-взрывником, и она мне рассказала некоторые случаи, которые она видела, в которые сама попадала за время работы взрывником. Она мне рассказала, как нужно было сделать и как она сначала по неопытности делала. Из этого рассказа состоял арсенал моих знаний работы взрывника. Поджигая шнуры, я не отводил глаз от контрольного шнура, который горел у меня в руках. Наконец загорелся последний шнур. Я выбросил контрольный запал из траншеи и быстро пошёл к лестнице, чтобы выйти из траншеи. Самое главное в этот момент (из рассказов взрывников) – не бежать, а идти. Но это было очень трудно сделать. Когда я поднялся из траншеи и зашёл в укрытие, щёлкнул контрольный запал. Через 10 секунд раздалась канонада. На убежище летели гранитные рваные камни. Я сосчитал одиннадцать взрывов, Никифоров – 12. В любом варианте один пакет дал отказ или был выброшен предыдущим взрывом. В любом случае аммонитный заряд был разрушен или подмочен, взорваться он не мог. Разработать взорванную породу было невозможно, она была полностью под водой.
На объект прибыл Мильштейн. Он, не подходя ко мне, обошёл всю траншею. Увидев его, я подошёл и доложил, чем занимается участок. Нa этот раз он меня не остановил. Выслушав весь рапорт, он глядя мне в глаза, начал медленно меня отчитывать своим глухим тихим голосом:
- Всё, что Вы здесь делаете, может быть, и правильно. То, что Вы сами приняли решение и отчитывались за работу, фактически Вами не сделанную... – усмотрев, что я хотел возразить, он сделал знак, чтобы я помолчал, и сам продолжил: – да-да, Вами не сделанной... Эту работу на участке, который нам не запланирован, нам не оплатят. Деньги мы не получим, а наоборот – банк нас ещё оштрафует за неправильную отчётность. Вот в чём Ваша вина, лейтенант. Теперь я Вас слушаю.
- Несколько дней мы работали только в утренние часы. «Андижанцы», а их у меня два, не справляются с притоком воды. Работа остановилась, поэтому я принял решение сбросить воду по траншее второй очереди. Если бы взрывные работы велись по расчёту, можно было бы к началу тепла забыть о траншеях...
Майор остановил меня:
- Ясно. Теперь слушайте. Возвратите компрессоры на старую стоянку. Утром Вам привезут ещё один «Андижанец», новый. За час механик его расконсервирует. Тремя насосами откачайте воду и сдайте траншею сантехникам. Это приказ начальника управления.
- Есть, – ответил я.
Я знал, что это не только беседа, но приказ. Я был уверен, что в управлении уже готовится приказ о моём наказании. Да, на Канином Носу работать было легче, там не мешали.
На следующее утро к 8-00 на объекте стоял новенький насос «Андижанец», с которого ещё не снята была консервация. Главный механик управления, механик и слесаря хлопотали над ним. Я поставил на место компрессоры. Два действующих насоса, надрываясь, выплёскивали на полное сечение труб воду из траншеи. Водяной уровень почти не падал. К 9-00: новый насос не заработал. Механизаторы использовали все известные им методы, но дизель не заводился. Они выкручивали форсунки и заливали в цилиндры всё, что можно было и нельзя – солярку, бензин, эфир, однако мотор не заводился.
Мы стояли около него и пытались уловить хоть одну искорку жизни, но мотор был мёртв. Солнце, как будто нам назло, весело подымалось над горизонтом, обогревая торф, который извергал из своих глубин потоки воды. Вдруг мотор нового насоса пыхнул. Из выхлопной трубы ударил хлопок из огня и дыма, маховик сделал сначала неуверенно несколько оборотов, но затем, как бы спохватившись, начал набирать обороты. Через несколько секунд слесаря увидели, что обороты маховика не стабилизировались, а нарастали, попытались остановить двигатель, но это им не удалось. Мотор пошёл вразнос. Все стоящие рядом кинулись бежать в разные стороны, толкая друг друга, падая и перепрыгивая через лежащих. Раздался хруст металла. Маховик, отскочив от насоса, взлетел вверх, приземлился и побежал по дороге, перескакивая через камни и рытвины. Люди вовремя отскочили. Мы подошли к куску металла на колёсах. Это всё, что осталось от насоса. Падающий с утра уровень воды в траншее превысил все отметки, которые ранее существовали. Качать воду из траншеи было бесполезно. Вечером я получил приказ в течение двух суток сдать траншею субподрядчикам для прокладки труб. Я понял, что должен осуществить свой план работы. Для этого нужно организовать вторую смену.
Траншея, ведущая в никуда, была пробита только чтобы сбросить воду. В пятую смену мы сделали в основной траншее песчаное основание и сдали субподрядчику для прокладки труб. Со сдачей траншей для прокладки труб канализации завершилась моя работа на медицинских складах Северного Флота. Объект был законсервирован. Меня отозвали работать в управление с задачей подготовки экспедиции на Канин Нос.