Двое суток промелькнули, как сон. В стройпосёлке стало тихо и неуютно. Я зашёл в казарму, где в основном нары были свободны. На камбузе ещё пахло недавно приготовленным завтраком, но печи были холодными.
Я пошёл на берег. На рейде стоял маленький кораблик. Диву даёшься, как он может вместить столько людей! К берегу подошёл катерок со шлюпкой. Погода была на диво тихой. Первая группа солдат в считанные минуты заполнила шлюпку и катер. Оставшимся передали пакет с письмами с большой земли. Я получил от Софушки сразу три письма. Она вернулась с юга и начала работать в школе опять с большой загрузкой. Дома, в Одессе и в Овидиополе всё в порядке. Все живы и здоровы, чего и мне желают. Из прежних друзей заходит иногда Зарин, в основном знакомство ведёт с учителями. Есть довольно интересные и содержательные люди. Живёт она теперь в семейном общежитии. Комната 16 квадратных метров тёплая, дровами обеспечена – вот, собственно, и всё. В заключение было высказано беспокойство, как мне работается, здоров ли. «Скучаю, жду, целую, Софья». Все три письма были на один манер. Я тоже скучаю, жду, но когда вернусь – понятия не имею. Не секрет, что письмам я был рад, но секретом не будет и то, что на душе стало ещё хуже. Распрощавшись с личным составом и офицерами, отбывающими на большую землю, я ушёл домой. Завтра рабочий день, остались два отделения. В прорабской комнате я провёл остаток дня. Был составлен график работ в расчёте на двадцать человек. Теперь мне нужно будет вести внутренние работы, такие, как работа кухни, прачечной, бани, пекарни. На все эти работы были оставлены солдаты, но увязывать всё во времени и обеспечивать транспортом должен я. Работая, несколько забылся. После вечерней поверки с ребятами «забивали козла». Так потекло время последнего этапа экспедиции.
В один из дней нас проведала гостья, ненка из правления колхоза. Аня была депутатом Архангельского областного совета. Она проверяла бригады оленеводов, которые уже кочевали на юг, к Мизени, и по дороге захватила в Шойне для нас почту. Опять я получил два письма от жены. Она с огорчением сообщила, что нас с точки снимут только в начале ноября. Это ей сказал Иванько. Официально этой информации мы не получили. С Аней я передал письмо домой. Она на обратном пути отдаст его на почте в Шойне.
Подошли праздники 7 ноября. Очевидно, это не начало ноября, нас с точки никто не снимал. Я в посёлке Канин Нос достал немного свежей трески, и мы сделали праздничный обед. Я поздравил личный состав с праздником Октября. Крутили кинокартины.
8 ноября все, кроме дежурной службы, направились в посёлок Канин Нос. У всех там были друзья. Меня пригласил на торжественный обед начальник погранзаставы старший лейтенант Олег Никитин, человек высокой культуры, нравственности, патриотизма. В одной из доверительных бесед я спросил его, как он оказался на Канином Носу. То, что я узнал от него, меня потрясло.
Отец Олега погиб на фронте, и мальчика определили в Суворовское училище, после которого он поступил в Высшее пограничное училище и с отличным аттестатом окончил его. Работать начал на Западной границе СССР. Он считал, что важнее пограничных войск в мирное время войск нет. Знал он свою работу досконально. «Наша работа и в мирное время, и во время войны одинаковая. Мы всегда на войне», – говорил он. Выполнение требований уставов, преданность Родине в нём были заложены основательно за восемь лет учёбы. И надо же такому случиться, что при отдаче приказания на выполнение задачи, правда, довольно тяжёлой, один солдат сказал, что выполнять его не будет. Олег повторил приказание. Солдат на второе приказание ответил ему, что если он такой умный, пусть сам идёт и выполняет это приказание.
В жизни молодой лейтенант был очень сдержан, спокоен и пользовался авторитетом у солдат. Его уважали, за что бы он ни брался, у него всё выходило. Он был отличный спортсмен. Футбол, волейбол, городки, бокс, самбо – всем этим он овладел профессионально и обучал солдат. Услыхав такой ответ подчинённого, он ошалел, он был выбит из колеи, ему нанесли удар запретным приёмом. Он ничего не видел перед собой, кроме наглой морды вновь прибывшего солдата на заставу. Этого мгновенного помутнения разума или, вернее, мгновенной потери контроля над собой было достаточно, чтобы нанести удар правой в челюсть, после которого карабин остался на месте, а солдат отлетел от строя на много метров. Карабин подняли, солдата отнесли на носилках, где ему вправляли челюсть. Дальше всё пошло, как по конвейеру: суд офицерской чести, потеря звёздочки на погонах и ссылка на внутреннюю границу у Каниного Носа. Ко времени нашего знакомства Олег свою звёздочку восстановил, но на настоящую границу его не перевели.
Я рассказал Олегу, как совершенно случайно стал строителем, рассказал о нашем городе, в котором хотелось бы что-то очень хорошее построить. Мы стали дружить. Когда я был в посёлке, я заходил на заставу, хотя не всегда он имел возможность принять меня. Когда он делал плановые обходы побережья, частенько заходил ко мне, и между праздными разговорами частенько меня инструктировал, на что нужно на берегу обращать внимание, и просил меня эту информацию включать в занятия с солдатами.
- Хоть здесь и внутренняя граница, от капиталистических стран нас отделяет море, которое охраняется морскими пограничниками, но современная техника обязывает нас быть бдительными, – сказал он мне в одной из бесед.
Как и ожидалось, когда в посёлок пришла шифровка-приказ законсервировать объект и прибыть на базу, именно Олег прислал нам эту весть с солдатом-пограничником.
Опечатав склады с материалами, собрав все отчётные документы за последние полтора месяца, я завернул всё в водонепроницаемую бумагу, поместил пакет в чемодан. Провёл последнюю беседу с солдатами-зимовщиками. Побывал на берегу, где лежали у нас доски, битум, стальные конструкции. Всё было вывезено наверх и в полном порядке, внизу ничего не осталось. Осенне-зимнее море штормило, как бы негодуя на приближение зимы. На воде появились льдинки. Когда их соберётся много и пригонит их к берегу, то образуется шуга, через которую катер подойти к берегу не сумеет. Шуга может помешать нам попасть на корабль. Тянулись долгие, нудные дни ожидания судна. Полярная ночь каждые сутки становилась длиннее. В каждом корабле, проходящем мимо, нам мерещился наш, но они, не моргнув нам, уходили, и их огни скрывались за горизонтом. И когда казалось, что терпение уже лопнуло, ко мне в домик прибежал солдат и радостно сообщил, что около Канина Носа остановился и кинул якорь корабль и передал что-то семафором в посёлок. Была ночь. Мы выбежали из помещений и увидели корабль, вернее, не корабль, а огни корабля. Хотя у нас было всё в порядке, никто уже спать не мог.