Утром после развода ко мне в прорабку вошёл Жолобов. Чтобы познакомиться поближе, я спросил его, как он провёл отпуск, что нового на большой земле, в Ваенге. Он в свою очередь спросил меня, как я себя чувствую в экспедиции. Из его вопросов я понял,что Мильштейн ему обо мне уже что-то рассказал, а что-то он уже сам видел, так что рассказав немного о себе, я перевёл разговор на производственную тему. Дело в том, что полярный день уже подходил к концу, и возник вопрос о целесообразности работать в три смены. Мы решили переходить на двухсменный рабочий день, а в связи с этим вводить новые объекты в строительство, которые временно были законсервированы. Командир роты хорошо знал своих солдат и организацию работ в экспедиционных условиях. С первых дней его пребывания работа оживилась.
С увеличением объектов увеличилась нагрузка и на меня. Срочно нужно было возобновить работу на дизельной электростанции. Чертежи на фундаменты были в секретной части БРО. Сообщив дежурному по части, что отправляюсь в посёлок, я проверил работы в овощехранилище и аппаратной и вышел на дорогу к посёлку. Погода была безветренной, низкие облака были тяжёлыми, но не переросли ещё в дождевые тучи. Чувствовалось, что осень не за горами. Идти было легко, и три с половиной километра преодолелись на одном дыхании. Сержант, вернее, старшина, начальник секретной части послал меня к командиру БРО, который проверил мои документы и выдал мне документ на право пользования секретной документацией. После этого я сел в комнате секретной части, где секретчик вручил мне мою папку с чертежами. Я искал нужный мне чертёж и диву давался. Даже дворовой выгребной туалет был в этой папке с грифом секретности. Смех и грех. Работал я в секретной части около полутора часа, может быть, чуть больше.
Когда я, собрав чертежи, отдал их секретчику и вышел из помещения, то не узнал окрестности. Опустился густой туман, и соседних строений не было видно. Тропинка через какие-то четыре-пять метров пропадала из виду. Мне Василий рассказывал о туманах, которые здесь бывают, но я в них не попадал. В такой туман идти в посёлок было безопасно, так как если собьёшься с нужного направления, то выйдёшь на берег моря, а вот идти в обратном направлении было опасно. Неопытному человеку в тундре было очень легко в тумане заблудиться.
Подумав, что сейчас тепло, большая часть суток светлая, я решил идти к себе на базу. Натоптанную тропинку к маяку было видно, и через две-три минуты я был у маяка. Его силуэт вырисовался на матовом фоне тумана так неожиданно, что я аж вздрогнул. Тропинка повела меня в сторону от маяка, который скрылся так же неожиданно, как и появился. Я засёк время, чтобы по нему определяться, где я нахожусь. Через 15 минут я с ужасом обнаружил, что не вижу своих ног ниже колен. По дороге какой-то участок нужно было идти через торфяные кочки, на этом участке тропинка оборвалась. Её и так видно не было, но она чувствовалась под ногами. На такой пересечённой местности соблюдать прямолинейное движение было невозможно. По времени я его должен был пройти через пять минут, но прошло уже десять, а твёрдой почвы под ногами не было. Стало ясно, что, кажется, я опять влип в историю. Стоять на месте и ждать, пока разойдётся туман, было несерьёзно, он мог зарядить на сутки. Принял решение продвигаться вперёд, хотя вперёд или вбок – эти понятия были довольно относительные. Контрольное время вышло, а до стройпосёлка я не дошёл. Плотность тумана не уменьшалась, Я нагнулся, чтобы найти какие-нибудь следы, но обнаружить ничего не мог. И вдруг как гром, а вернее, как завывание какого-то гигантского животного, пронёсся звук маячного ревуна. Когда он затих, эхо отголосков ещё некоторое время звучало с разных сторон полуострова. При втором завывании я определился, что отклонился влево от курса. Скоро вышел на твёрдую почву, но тропинку искать не стал. Ревун выл у меня за спиной, значит, я шёл правильно. Вновь засёк время и уверенно пошёл вперёд, пока чуть не ударился лбом о стену гаража, который выпрыгнул на меня из тумана. Обидно было: когда я дошёл до прорабской, блеснули лучи солнца, и хвостовик тумана, как последний вагон уходящего поезда, медленно уходил из посёлка, оставляя за собой влажную поверхность почвы
Свободное копирование
