Второе утро нас встретило настоящей зимой. Мы подъезжали к Мурманску. По громадной деревянной лестнице подымались вместе. Я ещё раз объяснил им, куда нужно идти при различных обстоятельствах, попрощался и пошёл на стоянку такси. Пассажиров на Ваенгу было мало, машин достаточно. Я сел на первую в очереди «Победу», где уже сидел один пассажир. Подошли ещё двое желающих ехать. Машина лихо побежала на «Тёщин язык», как называли серпантин, который как змея извивался при подъёме на сопку. Через 45 минут наша «Победа» лихо развернулась на площади в Нижней Ваенге.
В общежитие я пришёл, когда там никого не было, все были на объектах и службах. Поставив чемоданы и посылку на место, я привёл себя в порядок и пошёл в часть. Начало светать. Потухло освещение на столбах. Снег весело поскрипывал под сапогами. Ощущение было таким, как будто не уезжал на месяц. Прошёл мимо построенного мной общежития. В нём уже жили люди. Все окна светились. Оно было полностью заселено. Полковник Прохоров своё слово не сдержал, комнату мне не выделил. «Полковник, ты лживый бесчестный старик!» – мысленно перефразировал я Пушкина. Спускаться в Варламову Губу, где находилась часть, было тяжеловато – сапоги по гололёду убегали вперёд. Лавируя руками и туловищем, удерживался от падения. Как и прежде дневальный отдал мне честь. Я осведомился, в канцелярии ли ротный. Получив утвердительный ответ, всё-таки раньше зашёл в казарму взвода. Там никого не было, чисто, койки заправлены. Теперь нужно доложить ротному о прибытии и взять разрешение приступить к работе. Майор Мохинов принял рапорт, предложил сесть. Спросил для вежливости, как я провёл отпуск, и услыхав, что всё в порядке, приступил вводить меня в курс дела. Изменение в количественном составе взвода, перестановка звеньев на местах работы – всё было у Мохинова записано на отдельном листочке, который он подготовил для меня. До обеда мы занимались бумагами, а затем пошли в кают-компанию, где я встретился со всей нашей офицерской братией. Володе я передал от брата и его семьи привет. Сказал, что посылку передам в общежитии. После обеда моя дорога на объекты лежала через сопки.
Спускаясь с сопки на берег, услышал свистки и звон ударов о рельсу. Это означало, что дальше идти нельзя, идут взрывные работы. Я осмотрелся, нашёл большой валун и присел. Иди знай, где рвут и куда улетят камни! Через минут пять началась канонада. Взрывы в основном были рассчитаны так, чтобы основная масса камня укладывалась на берегу в отсыпку под железную дорогу, но камни летели и в залив, и в сопки. Камни от взрывов доставали и до кораблей, стоящих у причалов. После отбоя тех же свистков и звона я продолжил путь. В походной кузнице на берегу проведал кузнеца, заправлявшего бурильный инструмент, бригаду плотников на строящемся шестом причале. Бригаду бурильщиков, работающую на изыскательных работах, наведать было нелегко. Лодка, на которой можно было бы добраться к плавающей бурильной установке, была пришвартована к понтону. Увидев меня на берегу, бригадир доставил меня на понтон. Я отметил нарушение техники безопасности и приказал завезти на буровую песок и посыпать палубу, установить лежащие на палубе леера. На плоту остался до выполнения указанных мной работ, после чего отправился на берег к прорабу Немме. В конторе присутствующие встретили меня восторженно. Вопросы сыпались как из рога изобилия: как дома, как работает железная дорога, как здоровье?
Среди знакомых служащих, военных и гражданских в конторе за моё отсутствие появились две молодые женщины, или девушки, не понял сначала. Они тоже мне задавали вопросы и, видимо, за время моего отсутствия уже успели освоиться и чувствовали себя равными среди всех. Это были нормировщицы отдельных стройрот, работавших на строительстве причала. Когда окончилось время вопросов и ответов, я предупредил Модриса о том, что если не будут соблюдаться меры по технике безопасности, я людей на буровую не дам.
В часть возвращался берегом, был отлив. Это дало возможность пройти по отсыпке железной дороги к части. Приняв рапорты командиров отделений о прошедшем дне, после ужина отдал рапорт командиру роты и был практически свободен. В роте оставался до отбоя один офицер. Все остальные ушли в общежитие, где после 21 часа было наше личное время. Здесь мы могли немного расслабиться. В общежитии всё было как всегда до отпуска. На столе появилась пара бутылок водки, хлеб, консервы. Я отложил консервы в сторону, зная, что они всем чертовски надоели. Володе Красноусову отдал посылку, а на стол положил сало домашнее, мясо, свежего лука, чесночка, а также бутылку коньяка и два больших яблока, которые нарезал на количество присутствующих плюс три кусочка. Это для тех офицеров, которые должны прийти после отбоя. Так меня поздравили с возвращением из отпуска, который окончился сегодня.
Завтра, послезавтра и на последующие дни вечера будут проходить в таких же пьянках, изменяться будут только поводы, а в выходные и праздничные дни они будут начинаться несколько раньше.
О Софье я рассказал только самым близким друзьям того времени, ими были офицеры Зарин, Красноусов, Петриченко, Калягин. Знал о ней и Мохинов, с которым у меня сложились давольно хорошие отношения.
Когда пришло первое ответное письмо от Софьи, а оно было добрым, оптимистичным и приятным сюрпризом для меня, я ей написал сразу ответ и начал собирать посылку. Друзья сразу же сбросили мне свои доппайки, и посылка была собрана вмиг.
Свободное копирование
