С первых секунд второй половины пути пассажиры почувствовали, что здесь нужна бдительность, которая с развитием технического прогресса несколько притупилась. Дело в том, что дорога Москва-Одесса была на паровозной тяге. Её обслуживали мощнейшие паровозы «С0», «ФД», послевоенный новейший паровоз «Пе». Это очень сильные машины, но начинали они движение с рывка. Удар был неимоверный, многие пассажиры повалились кто куда. Дальше в офицерском вагоне №7 жизнь пошла по уже опробированному пути: домино, шахматы, а в основном – преферанс. Я за день очень много находился, отдохнуть было негде, поэтому, поскучав немного у окошка, залез на полку, дочитал книгу и уснул.
Проснулся, когда наш паровоз пересёк границу Украины. Безграничные распаханные чёрные поля, плоские, как бильярдный стол, подставили усталые спины солнышку, которое своими не менее усталыми за лето лучами по мере возможности согревало их, наполняя потенциальной энергией перед зимней подснежной спячкой. За окном вагона, как и по всему пути, чувствовалось оживление. Разбирались разрушенные станции и строились новые. Вместе с архитектурно оформленными вокзалами при железных дорогах возводились новые пакгаузы, элеваторы и промышленные предприятия. Пробегающие мимо вагонов сёла оставались в своём нищенском послевоенном состоянии. Редко здесь можно было видеть новостройки, а если были, то явно не жилые – это были школы, больницы, административные здания. На станциях в убогих одеяниях, в основном в стёганых телогрейках и кирзовых сапогах, в цветастых платках и обязательно в белоснежных, прикрывающих лоб косынках, стояли крестьянки. Они на певучем, милом сердцу украинском языке предлагали фрукты, овощи, кур, гусей и прочие дары природы, которых им с трудом удалось получить с мизерно малых участков благодатной украинской земли. Глядя в их красивые страдальческие глаза, на исхудалые морщинистые лица ещё совсем не старых женщин, хотелось скупить весь их товар. Но необъятного не объять... Накупив полное купе яблок, груш, жареную утку, каравай хлеба, наполнивший своим кислодрожжевым запахом помещение, мы продолжали путь к своим домам, родным и близким, углубляясь в Украину. Постепенно менялись попутчики. Прощались, как старые знакомые. А между тем минули Киев, за бортом осталась Винница. Вот и Вапнярка, где я родился. Взрослым я пробыл здесь пару минут, когда ехал служить в Заполярье.
Опять была ночь, и с родственниками я не повидался. Мне казалось, что в эту ночь я так и не поспал. А может, это только казалось. В 6 часов утра сон меня покинул окончательно. Словно магнитом меня потянуло к окну, и до самой Одессы я от окна не отходил. Протяжённость в 6000 километров и протяжённость времени более чем три года сделали своё дело. Уезжал я уже будучи взрослым, но был ещё пацаном, возвращаюсь тоже взрослым, но уже не пацаном. Уж очень много было изменений в жизни и много вопросов приходилось решать самостоятельно. Много было радости от достигнутого, боль была от неудач, или, как говорят, от шишек, которые набиваешь себе на жизненном пути. Да ну их к лешему! Впереди на фарватере – Одесса! Прошли Заставу, вот и Товарная станция. Вот место, где стояли теплушки, которые мы покинули на станции Варламово в Ваенге. А вот и «Январка» со своими выстроеными в шеренгу, как на параде, блестящими автокранами. Бравурным маршем прощался наш поезд с пассажирами, песней об Одессе встречал нас новый одесский вокзал Одесса-Главная.
Ярким тёплым ноябрьским днём встретил нас наш родной город, город-герой Одесса. И вот я иду по перрону нового вокзала, построенного после войны по проекту академика Щусева. Когда я уходил в армию, строительство уже началось. Вдоль вагонов поезда группами стояли встречающие и приехавшие. Весь их разговор на первых порах состоял из междометий: «Ах, какой!», «Ах, какая!», «Ах, ты только посмотри!», «Ах, да ты не туда смотришь». Я шёл по центру перрона, крутя слалом между носильщиками с тележками и поездами почтовых кар, несущимися с тележками, гружёнными посылками и тюками.
Привокзальная площадь была великолепной. Она была не настолько большой, чтобы чувствовать себя одиноким, и не настолько малой, чтобы ты чувствовал себя в этой сутолоке лишним. Доехав троллейбусом до Дерибасовской, я подошёл к дому в Красном переулке, в котором жил во время учёбы в техникуме. Пройдя подъезд во двор, я увидел, что дверь в комнату была открыта, на улице было тепло. В настоящее время здесь жила жена брата Люся. Она заканчивала учёбу в университете. Я для приличия постучал в дверь и вошёл. Люся от удивления не могла и слова выговорить. Опомнившись, она спросила:
- Папа знает, что ты приехал?
- Нет, а что такое? – в свою очередь спросил я.
- Как что? Кто так приезжает? Мы бы тебя встретили...
- Зачем? – невозмутимо спросил я. – Что я инвалид, или дорогу домой забыл?
В сущности, я действительно и не подумал, чтобы дать телеграмму. В письме написал, что в ноябре буду в отпуске, а в какой день буду дома – посчитал, что сообщать не нужно. После серии вопросов и ответов мы наконец поздоровались, как положено брату и сестре.. Люсю я знал до армии.
Она, как многие другие студенты и студентки, часто бывала в нашей холостяцкой квартире из одной комнаты, выходящей во двор. Здесь большую часть суток раздавался громкий разговор южан, весёлые и не очень песни одесситов, громкий смех студентов, а иногда и тихий плач студенток, не сдавших экзамены и лишённых стипендии – единственного средства существования. В своё время из этой комнаты заполнял весь двор наваристый душистый запах борща, фаршированной рыбы, котлет и баклажанной икры с чесноком. Теперь была тишина. Сияющая чистотой комната говорила о том, что здесь живёт один человек. По запаху парфюмерии можно было определить, что этим человеком была женщина. По радушному приёму можно было определить, что эта женщина, жена моего брата, считала меня своим братом. Это, конечно, ничтожно малая компенсация того, что три брата Люси, рождённые в 1921, 1922 и 1923 годах погибли на фронте в 1941, 1942, 1943 годах соответственно. Но что можно было поделать? Такова жизнь...
Свободное копирование
