Вот и исполком. Я вошёл в наш отдел. Начальник, Фрося были на месте.
- Дорогие мои друзья, - обратился я к ним, - С вами я бы ещё работал и работал, но должен вас покинуть. Мне приказано быть на призывном пункте в Одессе через два дня. Я получил повестку о призыве в армию.
Они смотрели на меня такими глазами, какими по меньшей мере смотрят на покойника. Я попросил сделать мне расчёт, чтобы я получил деньги, оставив заявление, ушёл. Имущества за мной в отделе, которое нужно было передавать не числилось.
Фрося сразу приступила к делу. Я ещё не ушёл, а она уже выписала мне трудовую книжку. Видно этой работой ей не часто приходилось заниматься и она допустила ошибку, из-за которой мне пришлось побегать через тридцать лет, при оформлении пенсии. Выйдя из здания исполкома, я только сейчас почувствовал какое-то волнение, наверное оно перешло от моих коллег. Я направился домой, чтобы сообщить новость, потому что в деревне эта новость могла меня обогнать, и отец бы узнал о призыве не от меня. Я обдумывал, как сообщить ему, что я ухожу служить, сообщить о том, о чём он мне очень часто напоминал. Как он воспримет это известие. Ведь со дня моего рождения мы больше, чем на месяц, не расставались. 22 года я у него всегда был „Под рукой", рядом. Как хозяйство будет без меня. Отцу, конечно, будет тяжело.
Я шёл, погружённый в размышления и не заметил, что отец шёл мне навстречу, не то ль в райком, не то в МТС, где он был директором. Он остановился и посмотрел на меня своим, только ему присущим взглядом, о котором я уже неоднократно говорил. Он мне был так знаком, как, мне кажется, никому другому. Мой дорогой отец, с тобою рядом я прошёл 22 года жизни. Это были тяжёлые годы. Всегда я пытался помочь тебе, хоть немного облегчить твою жизнь, в особенности после смерти матери. Я думаю, это мне удалось. Ты иногда был не справедлив по отношению ко мне, но я прощал тебе, ты ведь мой отец. Ты всегда был для меня образцом, эталоном. По тебе я сверял свои действия и поступки. Мы никогда с тобой надолго не расставались. Теперь я должен тебя огорчить этим, не зависящим ои меня обстоятельством. Когда я остановился перед ним, в глазах отца появилось беспокойство.
- Батя, - сказал я, глядя на него, - мне только что в военкомате вручили повестку о призыве в армию. Через два дня я должен быть на призывном пункте облвоенкомата в Одессе.
Отец стоял не шелохнувшись. Теперь глаза его выражали не беспокойство, а скорее растерянность. Постояв некоторое время молча, мы пошли домой. Всю дорогу молчали, каждый думал о своём.
Вот и наш дом, двор, огород, небольшой стог сена. Всё на месте, всё недвижимо и ждёт моего прикосновения, одно подмазать, другое подбить, что-то рассыпать, а что-то подмести. Однако это всё уже меня не касается. Всё будет сделано, но не мной. Мы вошли во двор. Из сеней вышла Лия Осиповна, жена отца. Мачехой я её не считал, потому, что она пришла к нам в дом, когда я уже был взрослым. Первый муж Лии был кадровый офицер, прошёл всю войну, на боевом посту и умер в звании полковника. Поженились они до войны, когда он был лейтенантом, после войны они переезжали из гарнизона в гарнизон. Лия работала преподавателем немецкого языка. Детей у них не было. Похоронив мужа, она переехала в Одессу и жила вместе с сестрой. После долгих лет одиночества, она познакомилась с отцом и переехала жить к нему в деревню. Очень быстро ознакомилась с хозяйственными работами, которыми в жизни никогда не занималась и с любовью включилась в работу. С сестрёнкой она сдружилась и полностью на себя взяла обязанности по её воспитанию.
Лия увидела меня и отца вместе в рабочее время и поняла, что произошло что-то неординарное. Она вышла на крыльцо нам навстречу. Узнав от отца новость, она попросила меня показать повестку. Пробежав по ней глазами, она как бы не нам, а себе сказала:
- Да, это повестка призывника, - как-будто мы в этом сомневались, - зайдёмте в комнату и там всё обсудим. Не знаю почему, но двое суток на сборы никогда не давали, самый малый срок подготовки к призыву была одна неделя. И это притом, что день начала призыва оповещала пресса заранее. Не понятно почему призыв в марте, когда уже много лет начало призыва был в ноябре? Странно.
То, что было странно ей, мне не было странным, когда я вспомнил свой последний разговор с начальником части военкомата, которая занималась каждый год призывом.
Восстановленная история этого разговора была следующей:
Возвратясь из эвакуации в Одессу, когда учебный год уже давно начался, я уже с законными документами поступил в украинскую школу продолжать занятие в девятом классе. Эта школа тогда была элитной, в ней занимались дети высокопоставленных и богатых родителей- торгашей. Я ни к той и ни другой группе не принадлежал. Положа руку на сердце, нужно признаться, что знаниями и особыми способностями я не блистал. Занимался на 3 и 4. Естественные науки литература мне удавались лучше, несмотря на то, что мои одноклассники были начитаны намного больше чем я. В особенности я отставал по русским письменным работам. Редко я писал сочинение на удолетворительные отметки. Кроме того, что у меня к языкам нет способности, знание грамматики у меня на нуле. В результате сказанного на экзаменах я провалил русский письменный экзамен и переэкзаменовку, остался в девятом классе. Для меня это было концом образования. Я в деревне очень поздно пошёл в школу, так как отца послали работать в немецкое село, в области было много таких сёл. Нас русскоязычных детей было всего трое в деревне. Русского преподавателя не было. В школу пошёл в девять лет, во время войны один год не занимался, а когда пошёл заниматься, то на занятия времени не было, нужно было вести хозяйство в доме. Мать умерла в начале войны, оставив нам двухлетнюю сестрёнку. Одним словом мне в этом году нужно было идти на военную службу не доучившись. С большим трудом нашёл техникум, который давал отсрочку к призыву со второго курса. Много энергии пришлось затратить, (денег у меня не было), много принять условий, как сдача экстерном предметов, которые прошли на первом курсе, отработать на постройке здания техникума, который находился в полуразрушенном бомбой здании.
Однако я имел документ, что являюсь учащимся второго курса техникума. Эта справка вызвала у военкомовского начальства некоторые подозрения по поводу её правдивости, они боролись за каждого призывника, которых не хватало. Меня не призвали в армию, но направили по линии военной подготовки в школу военно-морских призывников, которая работала по вечерам. С большим трудом забрал свой паспорт и ушёл из этой школы. В техникуме меня по комсомольской линии загрузили до предела. Эту работу я выполнял с большим желанием. Заместитель секретаря бюро комсомола, член группы содействия милиции, член кружка самодеятельности. Итак я вместо того, чтобы стать металлистом, а работая во время войны я сдал зачёты на третий разряд токаря, я начал учиться строительному мастерству. Когда я был на четвёртом курсе, военкомат опять вспомнил обо мне. Офицер того же отдела, который мучал меня при поступлении в техникум, дал мне список военных учебных заведений, чтобы я выбрал любое и меня без экзаменов направят в училище. Я отказался, зная свои права. Военкомовец уговаривал меня нескольгко месяцев, я остался непоколебим. В последней беседе он перешёл на мат. Я ему сделал замечание, что он превышает свои права, но меня на грубость не справоцирует. Тогда он сменил крик на шипение:
- Хорошо, - мне показалось, что он хотел сказать „Жидовская морда", но он не сказал, а последний раз матернулся, - я тебя в любом месте найду. Ты этот день запомнишь.
Так закончилась наша встреча.
Ему не трудно было меня найти. Я жил с отцом в деревне, а прописан был на своей квартире в Одессе. На учёте стоял в одесском военкомате. В Овидиополе я был на временном учёте. Я об этом не стал рассказывать никому. Всё должно идти по закону, как будет, так и будет. Пока я ни разу закон не нарушал. Своё я отслужу, как отслужили все в нашей фамилии.
Свободное копирование
