У нас сложились очень хорошие служебные отношения, хотя в общем работой я был не доволен. Я рвался на строительство, влечение к которому я приобрёл на стройках во времена производственной практики. Здесь же моей работой была бумажная волокита. Фрося подавала мне присланные из области бланки, а я их должен был заполнять. В бланках были дурацкие вопросы, и я на них должен был давать дурацкие ответы. Например: «В каких колхозах строились сельхозпомещения, какие и сколько?» Я отвечал: «Нисколько». Это была истинная правда. У колхозов на счетах не было ни гроша. Малая урожайность и низкие закупочные цены сельскохозяйственной продукции не перекривали взятые колхозами кредиты. При таких ответах на вопросы анкет, мой начальник не мог подписывать бумаги, и соответственно их исправлял, иначе председателя исполкома бы вызвали на ковёр в область. В этом случае бы председатель исполкома на ковре бы отчитывал моего начальника. Вот и крутилась мельница. Друг другу врали, знали об этом, однако были довольны. Так рождались мифы о нашей экономике.
В отделе я проработал несколько месяцев, и решением исполкома был переведен на строительство здания райкома партии. Площадку под постройку выбрали на том месте, где во время войны, в центре села, румыны решили построить тюрьму. Когда я впервые после войны посетил Овидиополь, стены тюрьмы были выложены высотой около метра. За полгода строительства райкома были разобраны стены тюрьмы и частично уложены фундаменты здания райкома. Такой темп не удолетворял руководство района и они решили поручить мне руководство строительством объекта.
Прораба они увольнять не стали, он им нужен был для получения материалов из города. Я эту работу не знал. К слову сказать, остальную работу мою я тоже не знал. Как я впоследствии догадался, меня послали на стройку по другой причине. На объекте стояли штабеля пиленного ракушняка от разборки стен тюрьмы. Стены нового здания ещё не начали класть, а камень начал убавляться. Это вызвало тревогу у начальства, и оно приняло решение одним приказом по исполкому убить двух зайцев - это иметь днём на объекте технического руководителя, так как прораб бывал на стройке только утром, а затем исчезал и к вечеру являлся к себе домой в таком состоянии, что и «Лыка вязать не мог». Он пропивал всё, что можно было пропить, или вывезти с объекта всё, что можно было вывезти. Второй пользой использовать меня на стройке - это иметь дневного сторожа. Так я оказался на стройплощадке в качестве временно исполняющего должность десятника с окладом главного инженера отдела исполкома (какая-то абракадабра). Однако я принялся за работу с удовольствием. Первым долгом нужно было организовать стройплощадку, быт на площадке. Туалет на площадке был. Не знаю испльзовали они румынский туалет, или сами вырыли яму, но верхняя надстройка была явно наша из горбыля. Теперь нужен был стол и скамейки, чтобы рабочий мог отдохнуть на перекуре, а в обед пообедать за столом. Пока рабочие делали стол и скамейки я посчитал объём участков фундаментов, которые не были доведены до нужной отметки. Эти прорехи нужно было немедленно ликвидировать. В основном площадка была хорошо подготовлена румынами. Пришёл прораб. О том, что я должен был прийти, он уже был осведомлен. Поздоровавшись, он спросил, с чего я намерен начинать свою работу. Кратко я ему ответил. Когда мы подошли к рабочим, которые делали стол и вкапывали скамейки, он меня предупредил:
- Следующий раз, если будете что-то делать не по проекту, советуйтесь со мной. У нас лес в большом дефиците, и мы не имеем возможности им разбрасываться.
- Евгений Фёдорович, вы материально ответственный, и, безусловно, я буду с вами советоваться и спрашивать разрешения на ту, или иную работу. О дефиците леса я знаю, поэтому я велел взять горбыли, которые ни на леса, ни на опалубку использованы быть не могут, - сказал я, как можно учтивее и добавил, - эту работу, мы учили, делают с самого начала строительства.
Прораб, как мне показалось., эти слова пропустил мимо своих ушей и, сказав мне, что он уже сегодня на стройке не будет, так как едет по делам в Одессу. Я успел только дать заявку на завоз потребного камня для окончания кладки фундаментов.
В следующие дни прораб на стройку приходил к 10-11 часам. Он мне и не нужен был. Работа с места сдвинулась. Подогнав фундаменты, я большим фронтом начал класть подоконную часть стен, которую решили выполнить из камня дикаря, постелистого бута. Когда прораб не явился на работу два дня подряд, я решил его навестить дома. Жил он в частном доме, недалёко от стройки. Когда я зашёл в дом, ещё в коридоре на меня пахнуло перегаром водки, вина и ещё чего-то вонючего. Его комната не была закрытой. Я вошёл в комнату. Карпенко, мой прораб, лежал на кровати в одних трусах, на полу валялись бутылки из-под водки, куски хлеба и банки из-под консервов. Он не спал. Увидя меня, он с трудом оторвал голову от подушки, тупо посмотрел на меня пьяными глазами и спросил:
- На улице дождь?-
- Нет, - ответил я, - сухо и солнце.
- Тогда я ещё немного полежу, - сказал он мне, и я понял, что моя помощь ему не нужна, а дальнейшее пребывание здесь было невыносимо противным. Я ушёл.