Работать в театре становилось всё труднее и труднее. На преддипломную практику в техникуме меня послали на строительство Одесской ТЭЦ. За мою активность на строительстве мне предоставили возможность работать хоздесятником с окладом 100 рублей в месяц. Это было хорошее предложение. Я ухитрялся с утра развести стройматериалы по участкам и объектам, организовывая работу пяти автомашин так, чтобы к обеду я имел возможность быть на репетиции в театре. К концу рабочего дня я возвращался на стройку и собирал заявки на материалы к следующему дню. Вертелся, как белка в колесе. Приближалась премьера „Демона".
Я уже говорил, что помещение театра часто предоставляло сцену отдельным артистам или театрам, приезжавшим на гастроли в Одессу. Иногда нам удавалось через служебный вход проходить в театр, а там, на самом верху галереи, можно было всегда найти место, чтобы сесть. Но вот афишные тумбы запестрели новыми плакатами. Впервые после войны в Одессу приезжает Аркадий Исаакович Райкин. Наша группа статистов из техникума была уверена, что нам удастся использовать служебный вход и посмотреть, и послушать знаменитого артиста. Однако наши прогнозы оказались ошибочными. Административные работники гастролёров, видать, давно уже этот вариант предусмотрели. Они выставили на проходной свою надёжную охрану, которая нас не пропустила к заветной лесенке, после которой был уже наш театр. О покупке билетов и речи не могло быть. На все концерты билеты были проданы за много недель до прибытия Райкина. Перекупщики взвинтили цены. Вся надежда была на Фимочкину находчивость. На второй день гастролей он нам показал ключ, которым можно было снаружи открыть дверь в театр с балкона входного портика.
- Да, а как попасть на этот злосчастный балкон? - спросили мы.
- Я уже несколько раз использовал этот путь, - невозмутимо ответил великий комбинатор, — путь, конечно, не из лёгких, но возможен. На балкон портика можно залезть по водосточной трубе, которая находится на границе портика и основного здания. Конечно, очень рискованно, трубы старые и костыли ржавые - это раз, но есть ещё опасение, что снаружи может увидеть милиция - это два, а когда будем заходить с балкона в вестибюль, могут увидеть администраторы Райкина - это три. Однако кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
Искусство - великая сила. Как в хмелю дошли к стыку портика со зданием, потрогали водосточную трубу, оглянулись вокруг.
- Кто первый? - с видом хозяина спросил Фимочка. - Смелей!
Первыми пошли те, кто был полегче. Высота портика довольно солидная. Останавливаться было страшно. Все смотрели вверх, благо, что подыматься нужно было только до балкона. Когда руки достигли высоты ограждения балкона, левая рука ложилась на перила балкона, а левая нога становилась на маленький выступ балкона за бетонными ограждениями. Последним поднялся наш предводитель. Как и было договорено, мы сидели под дверью, чтобы нас прежде времени не увидели из вестибюля. С затемнённого балкона хорошо просматривался вестибюль. Фимочка ключом открыл дверь, и мы не торопясь зашли в вестибюль в своей повседневной одежде, закрыли на ключ балкон и вышли на лестничную клетку, ведущую на галерею. Если бы нас кто-то из чужих заметил, принял бы нас за рабочих, устраняющих какие-то неполадки. Всё прошло прекрасно. С нашей точки просмотра мы видели Аркадия Исааковича не только на сцене, но частично и за кулисами, когда его готовили к выходу. После окончания представления мы со всеми зрителями галереи спустились вниз и ушли домой, довольные собой.
И вот после долгих и нелёгких репетиций оперы „Демон" пришёл день премьеры. И как в песне поётся: „И опять всё начнётся сначала". Началось оживление. Не было человека, который бы нормально шёл: все бежали вместо того, чтобы идти, все орали вместо того, чтобы говорить. Ажиотаж царил во всём. Марья Рафаиловна, включив свою самую высокую скорость, бегала по комнате статистов с её неизменным: „Рахит, ты же выходишь на самую вансцену!"
Изумительный спектакль, изумительное исполнение оркестра, изумительная работа артистов всех рангов, исключительная декорация. Премьера прошла на одном дыхании. Долгое время спектакль играли ежедневно. Долго были аншлаги. Но жизнь есть жизнь. Всё успокоилось, и репертуар опять стал нормальным. „Демон" в репертуаре занимал достойное место. В нашем маленьком коллективе опять возникла конфликтная ситуация. Грослеб не вписывался в рамки нормального рабочего ритма. Опять кто-то принял решение его наказать. Теперь уже в „Демоне".
Грослеб мне завидовал, что у меня сольный выход. Это чувство его усилилось, когда наши техникумовские друзья во время коллективного посещения театра с галёрки, после сцены ограбления, во время аплодисментов начали кричать: „Браво, Дубовой!". Он чуть с ума не сошёл от зависти, но со мной он не мог конкурировать. Он решил выплеснуть свою невостребованную энергию усилением борьбы за место в рукопашном бою на авансцене. Статистам, которые работали на авансцене, подбирали лучшие костюмы. Грослеб приходил пораньше и выбирал костюм, который давал ему право выходить вперёд, на авансцену. Этот выход утверждала начальник цеха или её заместитель. Когда я убил часового, соскочил с плунжера, схватил тюк и выбежал за кулисы, ко мне подошёл один из статистов и предложил не уходить и следить за сценой. Я подошёл к группе статистов, стоящих в исходном положении. Сцена была полутёмной, и сначала трудно было что-то разобрать. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел поле боя: лежат убитые караванщики, грабители. Князь пел свою предсмертную арию. Но что это такое?! Лежит убитый Грослеб на спине, а на его голове лежит задница убитого статиста.
Не могу удержаться, чтобы не воспроизвести диалог двух «трупов»:
Грослеб: - Я не имею чем дышать, слезь!
Напарник: - Я не могу, я убит.
Грослеб: - Слезь!
Напарник: - Я не могу, я убит.
Грослеб: - Я тебя сейчас укушу!
Напарник: - Только попробуй, я закричу.
Мы ждали продолжения диалога, но дрогнул занавес, и две его половины побежали друг к другу. Действие окончилось. Мы были молоды. Посмеялись, и с хорошим настроением разошлись по домам.
Свободное копирование
