Осень 1946 года. Жара безжалостно сожгла всё, что росло на полях, все травы на газонах в городе, на спусках к морю, и даже не пощадила кустарники, которые укрепились весной на развалинах взорванных бомбами домов. Я шёл знакомой мне улицей по широкому тротуару легко и быстро, замедляя ход только у развалин, где тротуары сужались. За заборами, насухо выложенными из камня, выбранного в развалинах, был сложен строительный мусор. Несмотря на колдобины мостовой, выбитый асфальт на тротуарах, улицы были чисто заметены, заборы побелены. Город жил размеренной послевоенной жизнью, преодолевая трудности и лишения.
Здание техникума, где я уже несколько недель занимался, стояло в начале улицы, среди разрушенных домов, как бы являясь символом города, утверждающим, что, как этот маленький домик, так скоро и весь город будет восстановлен. Это был Одесский Техникум Гражданского Строительства, ОТГС. Наш набор был уже третьим. Когда я зашёл в аудиторию, там царило оживление, все подшучивали друг над другом, а в центре внимания был, конечно, Фимочка. Он стоял на табурете - единственном передвижном сидячем месте, предназначенном для преподавателя. Фимочка что-то рассказывал, широко размахивая руками, что выдавало в нём истинного одессита. Взобрался он на табурет не только, чтобы его видели, но и для того, чтобы при жестикуляции случайно не нанести травмы слушателям.
Прежде чем вести дальше рассказ о предмете разговора, я немного должен остановиться на описании самого Фимочки. Иначе то предложение, которое он нам сделал, может быть не так понято. Итак, это был юноша ниже среднего роста, одетый, как и мы, в старенькую, может быть, ещё довоенную одежду. Широко расставленные глаза с небольшим прищуром и широкий лоб придавали его лицу умное выражение. Большой рот у него был особенный. Утолщённые губы делали лицо добрым, каким он и был в действительности, а приподнятые края их делали его улыбающимся.
Когда я вошёл в аудиторию, Фимочка перстом своей длинной руки указал на меня:
- Вот, пожалуйста, есть ещё один богатырь.
Все повернулись ко мне с хохотом и колкими репликами. Дело в том, что я занимался в техникуме первую неделю, так как поступил сразу на второй курс. Ввиду того, что я ещё ребят не знал, я подумал, что это какой-то розыгрыш и надо мной хотят посмеяться, или сделать из меня «козла отпущения», как иногда «крестят» новичков. Однако, увидев около оратора своего друга Лёню Скляра, я успокоился. Лёня посоветовал мне поступить в этот техникум и чуть ли не за руку привёл меня сюда. Конечно, в богатыри я немного не вышел, но рост 1,81м о чём-то говорил. Послевоенная худоба, одежда, как и у других, с чужого плеча, но почему-то намного длиннее, чем необходимо, была сильно заужена. Похож был я на макаронину, или на спагетти - слово, которое, я услыхал уже после войны.
Причину оживления я узнал, когда Фимочка лихо соскочил с табурета и подошёл ко мне.
- Слушай, ты бы хотел выступать в оперном театре? - прямо в лоб серьёзно спросил меня он. - Нет, нет, ты только не пугайся, не петь. Хотя, чёрт тебя знает, на что ты способен.
А дальше уже совершенно серьёзно, насколько позволяла его физиономия:
- Понимаешь, наш оперный театр приступает к постановке оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Там есть сцена, когда из воды выбегают богатыри. Все артисты в мимансе (я впервые услыхал это слово, и только глазами мог задать ему вопрос) - или женщины, или низкорослые мужчины. Будь режиссёр и семи пядей во лбу, он никак из них не сумеет слепить «богатырей».
Остановить его практически было невозможно:
- Понимаешь? Артист миманса - это артист, который в опере не поёт, в балете не танцует, однако ни один театральный коллектив без этого артиста обойтись не может. Иначе эти артисты называются статистами, - выпалил Фимочка на одном дыхании и далее продолжил:
- Так вот и решили на эту роль пригласить студентов... - он сделал паузу, обдумывая, каких студентов, чтобы случайно не ляпнуть и не обидеть нужного человека и этим не испортить дело.
Однако заминка длилась пару секунд, и он продолжил:
- Студенты должны быть высокого роста, без внешних дефектов, свободно двигаться. Хочу добавить, что эта работа не бесплатная. Она оплачивается по следующей таксе: за работу на репетиции - 5 рублей, за участие в спектакле - 10 рублей. Ответ должен быть к концу сегодняшних лекций. Думай. Думайте все!
Прозвенел звонок. Начались занятия. Первой парой была физика по программе средней школы. Динамика твёрдых тел никак не хотела совмещаться в статическом аппарате моего головного мозга, заполненного информацией о театре. Ещё бы! В оперном театре я был всего два раза, уже после возвращения из эвакуации. Два произведения Петра Ильича Чайковского ввели меня в храм большого искусства, но на этом всё закончилось. С первых аккордов увертюры оперы «Евгений Онегин» я ждал, когда кончит играть музыка и выйдут артисты, которые будут вести нормальные диалоги по роману, написанному Пушкиным. Но каково было моё удивление, когда артисты начали петь! Когда начали исполнять арии, я с удивлением узнал, что это ария, а не песня, которую я слушал по радио после войны или на пластинке патефона, который мы купили перед началом войны. Мелодии меня очаровали. Когда после аплодисментов зрителей я спускался по узкой лестнице с галереи, откуда я слушал и созерцал около двух часов это чудодействие, мелодии арий сменялись в моей памяти одна за другой. После войны все радиоточки в основном транслировали музыку, как будто пытались за короткое время наверстать её, замолкнувшую во время войны.
Свободное копирование
