Похолодало. Но теперь холод был не страшен. К зиме у меня уже были ботинки, правда, они были сделаны из выворотки для спецодежды, но это были ботинки. Костюмчик хлопчатобумажный, немного похож на спецробу, но костюмчик. Ранее я получил полушубок из зелёной фланели, внутри которого был собачий рыжий мех, с цигейковым воротником. Шапка — такая же зелёная, как и шуба с клапанами из цигейки — была ещё новой. Таким я явился в среднюю школу №27.
На пороге школы меня встретила бывшая моя соседка Маргарита. Она уже прочла, в какой класс меня определили. Шестых классов было четыре. Я был в списке шестого «Г» класса, который занимался в первую смену. Маргарита помогла мне найти этот класс, так как школа находилась в приспособленном здании и самому мне бы было тяжело найти свой класс. Никакого общешкольного построения не было. Мы собрались в своих классах, пришли классные руководители и проверили по предварительным спискам наличие учеников. После этого пришёл преподаватель, и начался нормальный урок по предмету.
Я сидел на уроке, как околдованный. Мне казалось, что я век не занимался в школе. Я всматривался в лица своих классных товарищей. Некоторые из них мне были знакомы. Они жили на улице Горького, где ещё недавно я жил. Оглядев класс, я понял, что по возрасту я был старше всех. Первый школьный день пробежал как горизонтальная молния по небу, быстро, оставляя незабываемое впечатление. Вышел я из школы почти последний. Я с удовольствием вдыхал школьный воздух, насыщенный запахом сырого мела, с сотнями различных запахов, созданных учениками. Здание было приспособленным под школу и не имело специальной вентиляции. Однако это была школа, и учеником 6-Г класса был я.
На обратном пути домой я выбирал короткий путь, чтобы на дорогу не тратить много времени. В моём дневнике были первые записи расписания и заданных уроков, которые нам задали. Среди заданий была домашняя работа о том, как я провёл лето. Что я мог написать? Через полвека это сочинение займёт более двухсот страниц. Однако я с удовольствием сочинение написал в тот же день. Оно было написано на моём языке, что привело преподавателя в уныние.
Второй день учёбы прошёл в знакомстве с классными товарищами. Ко мне подошёл опрятно одетый паренёк и, протягивая руку для пожатия, представился: Юрий Гендон. Я ответил на рукопожатие, назвал своё имя. Мы разговорились. Он — сын хирурга, которого прислали из Москвы на работу в госпиталь при эвакуации госпиталя в Ижевск, когда враг был у ворот Москвы. Его отец взял с собой семью своего брата, который в это время был на передовой одного из фронтов. Сейчас Юра занимался в этом классе вместе со своей двоюродной сестрой. Он подозвал девушку, которая стояла недалёко от нас и разговаривала с подружками. Она подошла к нам.
Не знаю, выделялась ли она среди подруг своей красотой, хотя она действительно была красивая, но осанка, походка, умение нести свою очаровательную головку не могли не привлечь внимание. Смуглая, со смолисто-чёрными волосами, обвивающими её головку, большие карие глаза венчались такими же чёрными длиннющими ресницами, от чего глаза казались ещё больше. Черты лица, в особенности нос и несколько утолщённые губы, говорили о том, что она принадлежит к одному из древнейших народов мира. Знакомясь со мной, она улыбнулась, показав ряд белоснежный красивых ровных зубов. Это были мои первые знакомые в классе.
Затем подошёл Виля Симхез, приехавший из Мариуполя. Мы поздоровались как старые знакомые, так как жили прошедшую зиму рядом на улице Горького. У Вили я был несколько раз дома. Он налаживал мне крепления к лыжам. Был ещё знакомый татарский мальчик Рашид Ганеев, который жил по этой же улице. Он местный, их семья имела свой дом, в котором я один раз был, когда наша хозяйка дома Елизавета Гавриловна попросила меня помочь ей принести от Ганеевых стол на поминки хозяина. Уж очень оригинальный был дом. Я в середину не входил, но видел через открытую дверь, что все полы были в коврах, а обувь как на парад была выстроена у порога. В доме чистота была необыкновенная. Рашид ко мне не подошёл. Я заметил, что в классе его мальчишки называли не по имени, а «резаный». Я спросил Юру, почему ему дали такую кличку. Юра мне ответил, что у татар, как у евреев, детям делают обрезание, такой религиозный обряд. У татар, в отличии от евреев, этот обряд совершают, когда детям уже за десять лет. Поэтому Рашиду русские ребята дали кличку «резаный».
В основном я дружил с Юрой и Вилей, у которого я часто бывал дома. И он бывал у меня, даже тогда, когда я жил на улице Ломоносова. У нас в школе были прекрасные преподаватели. С тех пор, по прошествии семидесяти лет я помню преподавателя математики Варвару Евграфьевну, местную. Она сумела привить любовь к математике и дать нам вступление в этот предмет, который впоследствии дал мне возможность проработать инженером-строителем пятьдесят один год. Хорошие преподаватели привили нам любовь к истории, географии, зоологии.
Плохое воспоминание у меня осталось лишь о преподавателе русского языка Зинаиде Яковлевне. Учительница была эвакуированная из России. Украинский язык для неё был чужд как, наверное, бы был чужд и белорусский язык. Она считала, что это искажённый русский язык и, как мне казалось, не пыталась привить мне знание русской письменности. В действительности украинский язык в своей грамматике имеет правила, которые очень похожи на правописание в русской грамматике, но наоборот. Засорённая украинизмами русская речь делала мои письменные работы архибезграмотными. То, что я не добрал в пятом и шестом классе, оставило след во всей моей последующей жизни, хотя я институт окончил с хорошими результатами и считался на протяжении пятидесяти одного года неплохим инженером-строителем.
