Из Харькова отец возвратился не в лучшем настроении. Дело в том, что в Харькове жила сестра матери, жена кадрового командира Красной армии, танкиста. Муж её с первого дня войны был на фронте. Клара, так звали мою тётю, была самой младшей в большой семье деда, в которой было 8 детей. Росла она, как все младшие, избалованным ребёнком, родители её любили, братья и сестры любили. Когда выросла, вышла замуж за любимого человека, командира, он предупреждал все её шаги, он из кожи лез вон, но выполнял её желания. Она действительно была хороша собой. Одного Бог не дал ей — это детей. Уж так получилось. Когда отец поехал в Харьков, у него была мечта оставить у неё сестрёнку, так как не был уверен, что он сумеет её поднять на ноги. Всё могло случиться, не говоря о том, что мы могли не выбраться из прифронтовой зоны, в которой мы находились с первого дня эвакуации. Отец не был уверен, что его не призовут в армию. В этом случае мне и сестрёнке пришлось бы идти в лучшем случае в интернат. Брат был уже взрослый. Однако когда отец предложил Кларе взять малышку, так как у неё уже были билеты на поезд из Харькова в эвакуацию, то она испугалась и отказала отцу в его просьбе. Теперь одна надежда была добраться до Ижевска, где младший брат отца был директором большого завода.
Рано утром по приезде отца мы оставили нашу стоянку и взяли направление на город Купянск-узловой. По неточным данным, там был эвакопункт, и оттуда уходили эшелоны с беженцами в города и населённые пункты, где нужны были рабочие руки. Нам предстояло пройти порядка 150 км строго на восток. Шёл последний летний месяц. Подходила осень, которая своими холодами и слякотью могла нанести нам удар не меньший, чем бомбардировщики. Мы ехали по местам, где ещё не слыхали залпов артиллерийской канонады и взрывов бомб. Местное население знало о войне только по мобилизации и движению войск, а также по исходу беженцев. К этому времени, во всяком случае, мы не встречали людей, которые получили похоронку. Жара спадала. Небо сначала наполнилось малыми облачками, которые со временем становились плотнее и плотнее, пока на них не появились грязные пятна грозовых туч. Ехать стало намного легче. Мы больше не тратили время на переезды с большаков на просёлочные дороги.
Мы ехали только по грейдерной дороге. Но через пару дней мы убедились, что война есть война, и нигде не написано, как поведёт себя противник. Спасибо шофёру, или шофёрам, которые предупредили нас об опасности. Сигналы машины мы услышали раньше, чем поняли, что происходит. По дороге с солидным интервалом мчались полуторки-бензозаправщики. На ступеньке первой машины, которая давала всё время звуковые сигналы, стоял командир и через открытую дверку машины давал команды шоферу. Машина убегала от повисшего над ней «мессершмитта», который пытался из скорострельного орудия поразить бензозаправщик. Когда после очередного круга самолёт ложился на курс вдоль дороги и делал «горку», чтобы взять прицел, командир давал команду «Стоп!». Машина резко тормозила. Очередной залп — и снаряды, подымая столбцы пыли на дороге, ложились на 10-15 метров впереди машины. При заходе самолёта на очередной круг, делая резкий вираж, бензозаправщик по команде быстро уходил вперёд, сколь позволяли его возможности. К нашему счастью, кювет дороги был мелким, и нам удалось успеть выехать за обочину. Очередной залп полоснул в том месте, где мы находились считанные секунды назад. Эта игра в «кошки-мышки» продолжалась до тех пор, пока машины и самолёт не скрылись за горизонтом. Для наших бензозаправщиков она закончилась благополучно. По дороге мы не видели ни обгоревшей, ни разбитой машины. Очевидно, самолёт расстрелял свой боеприпас, или закончилось горючее, и он ушёл не солоно хлебавши. На этот раз счастье улыбнулось и нам.
Свободное копирование
