Первый год моего преподавания.
В 1885 году в Яркантау, я увидел мою школу, которая не была дворцом. Она была выложена из сырого дикого камня не оштукатурена и не побелена, как многие дома в деревне. Не было забора, деревьев и коровы, с пастбища, с удовольствием чесали свои бока об углы строения. В каждой стене было по кривому окну, не струганная дверь вела в кухню, из которой был вход в класс, Пол был из глины, в котором были большие ямы. Потолка тоже не было, и была видна крыша, выложенная из дёрна, на котором росла трава и валялись пустые бутылки. Меня очень расстроило такое жалкое помещение, а ведь везде в Крыму были построены красивые здания и школы из дешёвого, пилёного, светло-жёлтого камня.
С тех пор я часто наблюдал, что такое отношение к школе вызывает в детях равнодушие к своей судьбе. Это моё ужасное впечатление о школе и о том отношении ко мне людей, в первые дни, которое было не выносимым, вызвало желание уехать от сюда как можно быстрей. Я бы и уехал, но ближайшая станция была не ближе 100 километров.
Первый день в школе начался. Я достал книги, в том числе физику, геометрию, мировую историю, арифметику и стоял у окна думая, что делать? Вдруг чья-то рука нежно коснулась моего плеча. Я вздрогнул испуганно, это была моя мудрая материнская подруга.
- Что хочешь ты делать с этими книгами?- говорила она тихо и ласково. Взяла книги и положила их в шкаф: «Пусть они там лежат! "
С верхней полки шкафа достала Библию, катехизис и сборник церковных песен, показала те, которые уже знают дети, и при этом сказала:
- Нашим крестьянским детям вполне достаточно знать несколько церковных песен и стихов из Библии! Прочитай им псалом и расскажи какую-нибудь историю, которую знаешь! Иди, а то дети уже ждут тебя! Помоги тебе Бог, Пётр!
Когда я открыл дверь в класс, то еле увидел моих учеников сквозь столб пыли. Они сидели тихо как мыши и казалось, что эта пыль сама поднялась до крыши.
- Добрый день, дети!- сказал я, но ответа не последовало, я ещё громче сказал:
- Добрый день, дети! Они продолжали молчать, наконец одна самая взрослая девочка сказала:
- Это сделали мальчишки, они все время играют в римлян!
На это возразил пышущий здоровьем крепкий паренёк:
-Не обманывай Стини! Это сделали девочки, своими длинными юбками до земли.
После того, как я проветрил класс, мы спели:
- Будь с нами наш милосердный Господь Иисус Христос!
Историю, которую я рассказывал, после церковной песни, затянулась на долго, и моя тётя прислала за мной гонца, сказав, что обед уже остыл. Дядя Исбранд, сидел уже на своём месте и был уже заметно недоволен:
- Кто опаздывает, тот получает только остатки!
Я выглядел, после моего первого урока счастливым и не знал, что только выбрать и рассказать моим соседям по столу, чтобы и они порадовались за меня и что у меня все получилось.
Дети хоть и были дикими, не знали порядка, не знали литературного немецкого языка, пели как дикие поросята, никто из них не видел города, железной дороги. паровоза, а о русском языке не было и вообще никакого понятия, но они слушались меня. И у меня зрел уже план, чему я буду их учить. Я благодарил сердечно Бога за это! Я говорил и говорил про свой класс, про детей и про свои планы, я заливался как соловей, как вдруг раздался голос дяди Исбранда:
- Мы можем поговорить о чем-нибудь разумном? Мне эта бредятина уже стоит в ушах! Я замолчал ошеломлённый. Но Тётя серьёзно указала дяде, на его грубость и обвинила его, что он своих телят больше любит чем детей, и даже его кучи с навозом важнее для него чем школа.
К сожалению, даже не земная радость может быть разрушена в тот же день, когда она возникла. Невинная причина в этом был мой маленький кузен, Абрам, который был на моем первом уроке. На вопрос матери, как ему понравились истории, которые он услышал в школе, он сказал:
- Да там и не было ничего интересного! Он только болтал какой-то вздор!
Ответил он своей матери, легко и свободно, с большой убеждённостью в своей правде. На это искреннее свидетельство, быстро отреагировал отец, вытащил ремень из штанов и дал солёненького, через тонкие штаны пацана, толкнул его к двери с сердитыми словами:
- Иди отсюда! Ты ничтожество, если тебе не нравятся истории учителя!
Каждый удар, который получал пацан, отражались на мне, в двое больней, его искреннее свидетельство, ярко показало, кто я на самом деле. Я так старался и этот уничтожающий меня как педагога вывод.
Я пошёл в огород и встал под кустами вишни, я хотел быть один, чтобы разобраться в чём же моя неудача. Этот маленький мальчик, показал мне, что моя задача на много сложней и шире, чем мне казалось до этого, что я ещё очень далёк от настоящего учителя и мне надо многому учиться. Это целое искусство, которым надо овладеть в совершенстве. Отчаяние овладело мной, я готов был все бросить.
Ещё долго я не мог освободиться от чувства неуверенности. Это чувствовали и ученики. Упрёки угрозы и от угроз к насилию, что вызывало сопротивление, своеволие лень, что и являлось естественной природой человека. Вся эта история окончательно меня разочаровала. Я чувствовал, что с окончанием года должен покинуть школу, из меня не получался учитель, но я сильно хотел им стать.
Я плохо ел и пил, и совсем исхудал. Моя тётя была обеспокоена, она очень заботилась обо мне, и думала, что на моем здоровье, сказывается негативное отношение ко мне со стороны некоторых жителей, которые все ещё не могли меня простить за моё нескладное появление у них в селе.
Она ходила по соседям и узнавала, кто что думает об мне, и если новость была приятна, то она её мне сообщала. Однажды она узнала, что в К. состоится учительская конференция. Человек 30 учителей меннонитов, собрались и только 2-3 человека, понимали что-то про обучение, но мы много говорили и были проведены, несколько пробных уроков, которые мы разбирали. Мне это очень помогло, я чувствовал, как мне этого не хватало.
Мою тётю положили в больницу и через неделю её не стало. До чего же мне было горько. После конференции, я пересмотрел свои методы обучения, и разработал часовой план по предметам. Было в ведено заучивание некоторых уроков, были введены книги для чтения, как русские, так и немецкие. Старики были ошеломлены, теми преобразованиями, которые я ввёл в школе.
В один из вечеров, за мной пришёл посыльный, его послал наш староста села. Он поинтересовался могу ли я говорить по-русски и как обрадовался тому, что я знаю русский язык.
В управе бушевал урядник, приехавший из города. Он метал громы и молнии на этих прусаков, которые и через тысячу лет не выучат ни одного русского слова. Староста и его заместитель были озадачены, ведь они сами и все жители в селе, не знали русского. Я спокойно зашёл и поздоровавшись с урядником сел рядом с ним за стол. Я спросил его, что он хочет знать?
"Спасибо Господи, что в этом проклятом гнезде, есть хоть один разумный человек!" гнев покинул урядника. Дело было в том, что кто-то по ошибке назвал наше село, в котором должен был скрываться преступник. Мы быстро уладили это недоразумение, и я не придал этому большого значения. Но с этого дня я стал любимцем села, все люди потянулись ко мне. Длинный Ёхан Косфельд сказал, что если я его научу говорить по-русски, как сам умею, то он отдаст мне своего годовалого жеребёнка и ему это будет не жалко, но к этому не пришло, так как вскоре он продал его и на вырученный деньги купил сладостей, конфет и открыл лавку, но так как никто не покупал у него эти сладости, то он сам их и съел.
Мой дядя, придя в школу, по моему приглашению, был очень удивлён, услышав, как дети говорят по-латински. После конференции я чувствовал себя хорошо до конца года, и никто больше не жаловался на меня.