10 октября/ 29 сентября
10 октября. Первый выход сегодня был опять в церковь, где я списал, надпись с памятника Боссюету:
JACOBO BENIGNE BOSSUET
Meldensium praesuli
Hoc monumentum
Dedicovit. Meldensis civltas
At que propitio Rege
Et famulantibus vicinarurn urbium
Majestatibus et populis
Posuit.
Grata et mirens.
Anno R. I. 1820.
По двум сторонам гербы, кажется, города и Боссюета.
Оттуда в книжную лавку, где купил историю Мо, и на рынок, о котором говорится во всех описаниях; но мы нашли только одну деревянную галерею под кровлею на небольшой площади. Хотелось видеть дом Боссюета; но в нем живет сам епископ.
Здешний архитектор, один из тех, коим поручено рассмотреть собор и означить починки его, уверяет, что простенки с колоннами, где стоит памятник Б<оссюету>, хотят закласть и что тогда памятник перенесется. Он, конечно, стоит не у места. Боссюету должно греметь и из мрамора на средние церкви, в открытом месте, где бы все могли видеть и слышать красноречивого оратора и законодателя галликанской церкви, а тут он как бы скрывается от потомства и стыдится, что не перед кем ему проповедовать...
После Clay последняя станция от Парижа - Бонди. Мы переезжали канал de l'Ourcq, который должен снабжать Париж водою, тщательно отделанный, но не знаю, еще конченный или нет.
Бонди - местечко весьма оживленное своим соседством с Парижем. Здесь замок с парком и близ города лес Бонди, во время революции много вырубленный и некогда славный разбойниками, но ныне бесстрашный для путешественников.
Но не доезжая еще Бонди, любовались мы влево идущею с дороги прекрасною тополевою аллеею к замку Kainey и проехали деревню Livig, где прежде была некогда крепость, принадлежавшая шампанским графам.
Недалеко отсюда m-me Sevigne писала свои классические по стилю письма к Полине своей.
Едва выехали мы из Бонди, как атмосфера парижских окрестностей удушила нас. Вонь нестерпимая с полей, и, казалось, самые деревья и все нас окружавшее исторгает одно зловоние.
Мы проехали Pantin, где русские 30 марта 1814 года запечатлели кровию вход в Париж. Сражения были между Pantin и воротами Парижа. В правой стороне увидели мы город Монмартр (с его мельницами). Театр мученического торжества патрона Франции и св. Дионисия и другого торжества святого мщения нашего времени.
И наконец Париж. В 10 минут второго ночи были мы у его заставы и въехали в faubourg St. Martin, который распространяется и отстраивается.
Не знаю, что я чувствовал, въезжая в Париж; но не равнодушно увидел я этот город, где должен приготовить себя к порядку в жизни и устроить его и согласить наслаждения ума и чувства с требованиями души и сердца и с тем, что я предположил себе к пользе службы и моего назначения. Нашли квартиру за 160 fr. в месяц в Rue Traversiere, hotel d'Autriche.
Я побежал за письмами к Шредеру и нашел их от Св<ечиной> и Бул<гакова>. Выспросил у него наставления и записал адресы; он тут же хотел представить меня послу, выждав папского нунция, но я отклонил это предложение до другого дня. У 2 банкиров ничего не нашел. У Roug еще не был.
В 5-м часу, исходив несколько улиц, пришел в Palais Royal, к Rivet, обедать, где нашел уже и брата. - Я сначала стыдился спрашивать, куда пройти в P Royal, но вежливость французов не давала мне чувствовать стыдливости или по крайней мере необыкновенности моих вопросов.
После обеда я с удовольствием бродил по Пале-Роялю, уже освещенному и освещаемому яркими лампами лавок... В 10 часов я возвратился домой. Лавки были еще освещены, и я не чувствовал усталости, проходив по мостовой целый день. - Жизнь парижская началась!..