Дневники (1825-1826) - 30

9 октября/28 сентября

Воскресенье. 9 октября/28 сентября. Шато-Тиери. Утро. Отчизна добродушного Лафонтена. Прежде всего пошли мы искать его дом и набрели на памятник, воздвигнутый ему городом прошлого года и поставленный у моста на Марне. Из белого мрамора стоит его изображение во весь рост. В одной руке держит он перо, в другой тетрадку, в костюме того времени и в парике. Памятник окружен четвероугольной решеткой, а по углам растут четыре деревца. Лицом обращен Лаф<онтен> к набережной по реке Марне; но он не смотрит на нее, ибо по берегу посажена аллея орехов, коих ветви обрезаны и натура обезображена. Лафонтен опустил глаза и смотрит в свою тетрадку, где более натуры, нежели в деревьях. Подле его статуи новый кофейный дом — Cafe Jean Lafontaine. На пьедестале с одной стороны написано: «Jean de la Fontaine» с другой:

"donnee

par Louis XVIII

inauguree

sous Charles X

le 6 Sbre 1824".

Нам тотчас показали улицу, где жил Л<афонтен>, и дом, ему принадлежавший. Теперь живет в нем le procureur du roi, но услужливая Француженка сказала мне, что нам охотно покажут его комнаты, и мы позвонили. В самом деле, служанка повела нас в кабинет, в коем занимался Л<афонтен>. Маленькая уютная комнатка, с окном на террасу, также не более комнаты. Дом стоит на возвышенном месте в городе; к нему приделана башня, уже до половины сломанная, с которой Лаф<онтен> любовался окрестностями города, Марною и ее гористыми берегами. Из дома повели нас в садик, где прогуливался Л<афонтен> и беседовал с четвероногими; потом в salon его, в нижнем этаже дома…

Из отчизны Лафонтена отправляемся мы в стадо духовное Боссюета, в Meaux.

2-я станция от Шато-Тиери - городок La Ferte-sous-Jouarre, на Марне, которая преследует нас в живописных берегах своих уже третий день, начиная с Меца. La Ferte-sous-Jouarre чистый, из белого камня построенный городок, между горами. Он изобилует камнем, употребляемым для жерновов, и мы видели кучи оных, отделанных для продажи.

Через три часа приехали мы в Мо и пошли прямо в церковь соборную, оставив коляску в трактире Сирены; в церкви гремели органы и голоса каноников и des enfants du choeur в честь св. Денису, которого сегодня празднуют. Церковь прекрасной готической архитектуры, подобная мецовской. И здесь нашли мы множество женщин; но человек 15 мужчин во всем огромном храме. В правой стороне увидели мы статую Боссюета, сидящего на епископском престоле с надписью от имени города и всей бывшей паствы (grata et mirans). Служил le grand vicaire, с канониками. Les freres des Ecoles chretiennes привели и безденежно обучаемых ими школьников, кои без внимания смотрели в свои молитвенники, между тем как швейцар с странной алебардой выгонял собаку. Мы слушали органы и пение des enfants du choeur и каноников - и кривые рога, их сопровождавшие. — И здесь вандализм не пощадил прекрасной древности храма. Близ церкви и дом Боссюета, старинный, но великолепный.

Над главными городскими воротами, в кои мы въехали сюда, надпись в честь городу, который первый отстал от Лиги и пристал к Генриху IV:

Henricum prima agnovi, Regemque recepi.

Et mihi nunc eadem quae fuit ilia fides.

Вероятно, первая надпись была только из трех первых слов:

Hen pr ag -последние прибавлены после.

После обеда, перед театром, бродил я по городу и вышел на булевар, который сделан из старого крепостного валу, и встретил много гуляющих, особливо женщин. В 7 часов начался театр. Труппа не здешняя, а приезжая, и, кроме старого Савояра, все актеры не годились бы и на нашем провинциальном театре. Публика шумная и простонародная. Мальчики шумят, дети плачут, взрослые зрители перекликаются с одного конца театра на другой. После второго акта 1-й пиесы я пришел теперь домой - отдохнуть и не знаю, возвращусь к двум другим пиесам? Публика для меня любопытнее пиесы и актеров. Мы за три почты от Парижа, и завтра я там обедаю.

Не знаю, отчего жизнь, из одних наслаждений и удовольствий, хотя и весьма суетных, составленная, пугает меня. Я не привык жить для себя самого, хотя и прежде мало жил для других. Какой-то голос говорит мне: не здесь твое отечество, не здесь твои привычки, твои ближние. Я слыл любителем шумного света и долго сам думал в нем находить рассеяние; но какой свет более Парижа шумен, а меня ничего не влечет туда, хотя и сам чувствую, что он будет для меня не без прелести! но главной прелести жизни - дружбы - для меня там не будет; и где я найду дружбу и семейство Карамзина!