2-го июля. Я думала, что я умру сегодня или от хохота или от страха. В 1-м часу Анна Алексеевна Денисова и мы собрались у Желтухиных и отправились вместе во дворец. С нами был камер-лакей из Михайловского дворца, Иван Петрович прислал нам его, чтоб быть нашим вожатым. Вот мы идем с полной надеждой иметь хорошие места на хорах и досыта насмотреться на Царскую фамилию. Приезжаем, нас ведут по парадной лестнице, через несколько зал и наконец, на хоры, во всех залах хоры были наполнены народом, только и были свободны одни, где должны были быть музыканты и певчие, но наш проворный камер-лакей провел нас туда, мы избрали прекрасное место против самого Царского стола. Только что мы уместились тут, как вдруг является перед нами красный рак придворный, камер-фурьер с возгласом: "Здесь нельзя быть, пожалуйста, сделайте одолжение", объявляет, что это место для Волконского. Ему отвечают, что нам позволено избрать место где угодно, но он, не переставая, твердит свое: "пожалуйста, сделайте одолжение" и с этими словами обегает все хоры, его никто не слушает и хоры наполняются. Является Волконский, сын, и говорит, что сюда никого нельзя пускать, потому что это место для одних музыкантов. Нечего было делать, мы пошли, камер-лакея отправили отыскать Ивана Петровича и передать ему наше горе. Оркестр отгородили ширмами, а между тем народу все прибавлялось более. В другие залы не было возможности пройти, оттуда выносили дам без чувств, а другие кололись булавками. Мы оставались между страхом и надеждой, а от нечего делать стали замечать всех приходящих и уходящих, и я с Лизой и Анной Алексеевной хохотали до слез, нас смешили то наряды прекрасного пола, то сердитые камер-фурьеры, которые то кричали "пожалуйте, сделайте одолжение", то на все вопросы молча кивали головой. Наряд одной набеленной старухи уморил нас: на ней было белое платье на желтом чехле, розовый кушачок, тюлевая пелеринка, чепчик с цветами фасона 18-го столетия, все с большими претензиями, с кокетством и все это вышло смешно невообразимо, а к довершению -- сзади карман. Я всегда думала, что в Петербурге, почти все без исключения, одеваются со вкусом, а вместо того нахожу здесь такие костюмы, каких с фонарем не отыщешь в Казани, а все это оттого, что здесь хотят одеваться с большими претензиями, и я заметила, что здесь, чем женщина старее, тем она наряднее и непременно в буклях. Иногда нас смешило даже собственное наше положение, и смешно и досадно было! Только что пройдет какой-нибудь мужчина за ширмы к оркестру, и барыни, как будто притянутые магнитом, бросались за ним, думая, или найти в нем защитника, или пробраться незаметно за ним, но их выпроваживали оттуда и иногда, кажется, не слишком вежливо, т. е. просто выталкивали, да и было за что! Все эти дамы разряженные, набеленные были хуже простых крестьянок, да и большая часть из них были, кажется, просто кухарки и прачки, несколько раз они ломали ширмы, а кричали так, что я боялась драки. После долгих, мучительных ожиданий явился наш камер-лакей с объявлением, что Иван Петрович просил для нас у Князя Волконского места и он позволил нам занять то окно, у которого мы были прежде. Как воскресшие из мертвых, бросились мы к ширмам, за нами нахлынула толпа. Татьяна Петровна едва прошла, я за нею и думала, что прощусь здесь с белым светом, только что я хотела проскользнуть за ширмы, как передо мной прыгает какая-то женщина и кричит: "пустите меня! моя нога там! Нога моя!" А камер-фурьер стоически отвечает: "А зачем -- же вы всунули туда вашу ногу, я не пущу! Невозможно! Не приказано! пожалуйте, сделайте одолжение". Между тем меня давили, но ловкий наш камер-лакей освободил меня, я нырнула за ширмы и -- новое отчаяние! Я повисла на руке камер-фурьера и думала, что останусь без головы, а он думал удержать меня! Освободившись от одного ужаса, я подвергалась еще другому, над моею головою разразился как гром, голос Брейтинга, я услыхала ужасные слова: "Impossible, madame, on ne laisse ici personne" [Невозможно, мадам, здесь нельзя оставаться. -- фр.]. Татьяна Петровна объясняла ему, что идем занять места по позволению князя Волконского, но неугомонный Брейтинг не слушал ничего! Мы думали, что это какой-нибудь князь или граф, так он был важен, однако не посмотрели на него и сосчитавши всех наших, которые прошли через ширмы также с большой опасностью, мы отправились к назначенному окну. К нам подлетел было красный с своим скучным "пожалуйста, сделайте одолжение", которое мы с Лизинькой не могли слышать равнодушно, но камер-лакей наш спас нас от него. Нам подали стулья и мы сели, однако, все еще опасаясь каких-нибудь неприятностей. Татьяна Петровна была так перепугана, что хотела ехать, но ее уговорили остаться, чтоб не даром, по крайней мере вытерпеть такую муку. Вдруг к нам прикатила претолстая женская фигура, с ног до головы вся в черном, мы ужаснулись, увидев ее. Что будет, если ее увидит кто-нибудь из царской фамилии? Татьяна Петровна взялась сказать ей, что она неловко сделала, приехав во время свадьбы в трауре и посоветовать ей не держаться на виду, но она отвечала, что она не в трауре и просила оставить ее в покое. Наконец, нас никто не беспокоил, только просили позволить встать с нами одному из музыкантов, который мог бы видеть подаваемые сигналы для музыки.
Только что мы успокоились, встали на свои места, поставили солдата-музыканта и устремили глаза на двери, в которые должна была войти Царская фамилия, как вдруг сделалась темнота, буря, музыканты бросились закрывать окна, которые они едва могли удерживать, грянул сильный удар грома и в самую эту минуту в дверях показалась Царская фамилия. Поклонившись всем присутствующим, которые были уже давно на своих местах, они сели за стол. Татьяна Петровна, выдержав еще новый испуг, она же ужасно боится грозы, не могла оставаться долго и мы принуждены были уехать, не насмотревшись на Царскую фамилию, не достигнув своей цели, а услужливый камер-лакей принес нам бульону, но спешив ехать, мы даже и не отведали его. Все мы остались обедать у Желтухиных, смеялись над своими похождениями и досадовали, что не дождались конца Царского обеда. -- Вечером мы ездили с Аннетой кататься и смотреть иллюминацию; во многих местах она была прекрасна. Государь с Наследником катались по Невскому, оба в казацких платьях, толпа народу бежала за ними, хваталась за колеса коляски, это напомнило мне пребывание их в Казани.
Свободное копирование
